– Нельзя девочкам такое говорить, – сказал я. – Убийства – это мужское дело. Но ты молодец, что не струсила. У меня тоже есть младшие сестрицы, вообще-то их не то семь, не то восемь, я уж точно не помню. Но за меня не бойся. Мужчин частенько бросают за решетку.
– Да вы послушайте! – заплакала она, заламывая руки. – Я пробралась под окно задней комнаты в «Золотом орле» и подслушала, о чем толкуют Ормонд и Эшли. Они говорили про вас! Не знаю, зачем вы спрашивали Джима насчет Эшли, но вы с ним точно не друзья. Ормонд обвинял Эшли в том, будто он тайком от него украл мешок золота, а Эшли отпирался. Тогда Ормонд сказал, что услышал это от вас, и что он дает Эшли время до полуночи, и если он не принесет золото к тому времени, то в живых останется кто-то один. Потом он ушел к бару, а Эшли позвал одного из своих товарищей и сказал, что теперь ему надо где-то раздобыть золото, иначе Ормонд его убьет, а еще он собирается разобраться с
– Э-э, – говорю, – шериф не даст им этого сделать.
– Так Ормонд вовсе и не шериф! – заплакала она. – Он явился в Вампум со своей бандой и перебил всех людей, кто пытался ему сопротивляться, а кто выжил, те сбежали на холмы. Так мы и живем там, словно крысы, умираем с голоду и боимся сунуться в город. Дядя Джоуб сегодня утром пошел в Вампум, чтобы раздобыть немного соли, и вы сами видели, что с ним за это сделали.
– Так вот о чем говорил твой друг Джим, – медленно проговорил я. – А я-то, дурак этакий, поверил ненастоящему шерифу и решил, что и Джим, и Джоуб, и все вы там – обыкновенные преступники.
– Ормонд отобрал у дяди Джоуба значок и изображает из себя шерифа, чтобы дурачить приезжих, – всхлипывала девчонка. – А немногие честные люди, которые еще остались в Вампуме, боятся открыть рот. Эти головорезы держат в страхе всю округу. Дядя Джоуб послал гонца на восток, хотел попросить помощи в поселениях на Бычьей речке, но никто так и не пришел. Судя по тому, что мне удалось подслушать, Волк Эшли догнал его и убил где-то к востоку от Гумбольдтских гор. И что же теперь делать? – Она зарыдала.
– Седлай лошадь дока Ричардса и скачи на гору Гризли, – сказал я. – Когда доберешься, скажи доку, чтобы он не мешкая скакал сюда, потому что работенка для него тут найдется.
– А как же вы? – девчонка не успокаивалась. – Я не могу уехать, ведь вас же тут повесят!
– За меня не бойся, девочка, – успокоил я ее. – Я Брекенридж Элкинс с Гумбольдтских гор, и я сейчас встряхну этот городишко как следует! Ну, живей!
Видать, я ее убедил, потому что она тут же, всхлипывая, скрылась в тени, и вскоре я услышал удаляющийся топот копыт. Тогда я встал, схватился за прутья на окне и выдернул их с корнем. Затем сунул пальцы в щели, ухватился за бревна, служившие рамами, и выломал их, а вместе с ними еще пару-тройку бревен; стена зашаталась, и крыша свалилась прямо мне на голову, но я стряхнул с себя обломки и поднялся на ноги посреди руин, как медведь после зимней спячки.
Как раз подоспел тюремщик, но, увидев, что я натворил, он так и встал, разинув рот, и даже забыл достать пистолет. Я отобрал у него оружие, швырнул тюремщика в закрытую дверь его лачуги и оставил валяться в обломках.
Затем я зашагал к «Золотому орлу» и тут увидел, что по дороге скачет тот чертов ложный помощник шерифа, Джексон. Челюсть у него по-прежнему была завязана, и кричать он не мог, но, увидев меня, он раскрутил лассо, накинул петлю мне на шею и тут же пришпорил коня – хотел тащить меня по дороге и задушить насмерть. Но я-то видел, что лассо привязано у него к луке седла на техасский манер, а потому схватился за веревку обеими руками и уперся ногами в землю, и, когда лошадь натянула веревку, подпруги лопнули, и седло соскочило с лошади, а Джексон свалился на землю головой вниз, да так и затих.
Я сбросил с шеи лассо, сунул в кобуру револьвер тюремщика и снова зашагал к «Золотому орлу». Заглянув внутрь, я увидел все ту же толпу, а возле барной стойки развалился, выпятив пузо, сам Ормонд; он громко бахвалился перед остальными.
Я шагнул внутрь и рявкнул:
– Погляди-ка сюда, грязный ворюга! Готовься к смерти!