– Да неужто? – сказал я, чуя, что дело пахнет дракой. – Ладно, я согласен насчет одного солнца и одного чемпиона. Как по мне, ты как-то худоват и мягковат, чтобы говорить такие вещи, но я, так уж и быть, задам тебе трепку, раз ты так долго этого ждал. Давай, слезай с лошади, и я от души задам тебе жару! Мне будет только в радость скосить пару акров можжевельника твоими костями и разукрасить скалы твоей кровью.
– Вы меня не так поняли, мой кровожадный друг, – сказал он. – Я вовсе не собирался сражаться с вами насмерть. Насколько я знаю, в этом вы преуспели гораздо больше меня. Не-ет, не-ет, дорогой мой Брекенридж Элкинс! Приберегите ваше усердие для медведей и разбойников, что прячутся в ваших родных горах. Я вызываю вас на другой поединок. Видите ли, мой размахивающий ножом орангутанг с высокой горы… Удача – кобылка норовистая, поймать ее за хвост не так-то просто. Меня называют Пивной Бочонок Джадкинс, и мой талант пропадает почем зря. От поросших лесами берегов пролива до выжженных солнцем холмов Монтаны, – сказал он, – мне еще не встречался джентльмен, с которым я мог бы пить от заката до самого рассвета. Я встречался с самыми прославленными пьянчугами со всех гор и равнин, но все они потерпели позорное поражение в поединке с бокалом рома. И вот однажды до меня дошел слух о вас, и вас прославляли не только как мастера подправить черты лица товарищей, но и как любителя кукурузного виски. И вот я здесь, чтобы бросить вам перчатку!
– А-а, – протянул я, – так ты хочешь состязаться в выпивке.
– Хочу? Это неподходящее слово, мой смертоносный друг. Я требую!
– Ну, тогда пошли, – сказал я. – Давай со мной в Боевой Раскрас. Там хватает джентльменов, которые только рады будут поставить немало деньжат на…
– К черту эти грязные деньги! – фыркнул Пивной Бочонок. – Мой высокогорный друг, я же артист! Меня не волнуют деньги. Репутация – вот что для меня важно.
– Ну, – говорю, – есть тут неподалеку одна таверна, у Мустанговой речки…
– Пропади она пропадом, – отрезал он. – Я презираю эти вульгарные забегаловки и дешевые таверны, мой необъятный друг. Я сам предоставлю все, что необходимо для битвы. Прошу за мной!
Он развернул кобылу и поскакал вперед, а я следовал за ним, и так мы проскакали где-то с милю, пока не оказались возле маленькой пещеры в скале, со всех сторон окруженной густым лесом. Он сунул руку в пещеру и вытащил кувшин с виски – галлон, не меньше.
– Я держу в этой пещере неплохой запас, – пояснил он. – Это уединенное место весьма для такого годится, ведь никто никогда его не найдет. Здесь нам никто не помешает, мой мускулистый, но недалекий головорез с высокой горы!
– А ставки-то какие? – сурово спросил я. – Денег у меня нет, так и знай. Я как раз собирался ехать в Боевой Раскрас и найти там поденную работенку, скопить немного деньжат, чтоб хватило на первую ставку в покер, а уж там…
– А вы бы согласились поставить на кон эту гигантскую лошадь, на которой вы ездите? – спросил он, очень пристально глядя на меня.
– Ни за что на свете, – торжественно сказал я.
– Очень хорошо, – сказал он. – Значит, решено. На кону лишь честь и слава! Да начнется битва!
И мы приступили. Сперва глотнул он, затем я, и когда после моего четвертого глотка кувшин оказался пуст, он вытащил следующий, а когда мы опустошили и его, в ход пошел и третий. Казалось, запасам виски нет конца. Видать, Джадкинсу понадобился целый караван мулов, чтобы привезти сюда все это. Никогда не видал, чтобы кто-то пил так же, как этот тощий доходяга. Я внимательно следил за тем, сколько виски остается в кувшине, но после каждого его глотка виски становилось меньше, так что я знал, что он не притворяется. Его пузо раздулось как барабан, и это было очень смешно: сам худой, как спичка, а рубашка прямо-таки чуть не лопалась на животе, да так, что пуговицы едва не отваливались.
Я даже и говорить не стану, сколько мы выпили, потому что все равно вы мне не поверите. Но к полуночи вся земля вокруг нас была сплошь завалена пустыми кувшинами, а у Пивного Бочонка так устали руки от поднятия тяжестей, что он едва мог пошевелиться. У меня перед глазами все так и плясало – и луна, и поляна, а он даже не шатался. Он только немного побледнел и будто бы устал, а однажды сказал торжественно и с уважением:
– Я бы ни за что не поверил, если б не увидал это своими глазами!
Но он продолжал пить, а я не отставал, ведь не мог же я допустить, чтобы меня одолел какой-то тощий бродяга. А его живот тем временем все рос и рос, так что я даже начал опасаться, как бы он не лопнул, а у меня перед глазами все вертелось быстрей и быстрей.
Спустя какое-то время я услышал, как он бормочет себе под нос:
– Ну, все, это последний кувшин. Если он и теперь не свалится, то все кончено. Ей-богу, это не человек, а невесть что такое.
Я ничего не понял, но он протянул мне кувшин и сказал:
– Ну что, мой прожорливый друг, вы еще в состоянии…
– Давай сюда кувшин! – пробормотал я, крепко держа себя за колени. Я сделал большой глоток, и больше уж ничего не помню.