Джентльмены не поймут

Один из смертоносных камней со скоростью паровоза бьет Колю в спину. Последняя его мысль – это то, что на рукавах скафов людей в гондоле наверняка красуется «Юнион Джек». Он падает ничком в расплавленное стекло.

– Каждый раз вы не знаете, что это сон, верно? – Соломон Израилевич смотрит в сторону, там на маленьком экране он видит срез эмоциональных реакций пациента. Маленькая камера за его плечом ведет запись беседы.

– Да, не знаю. Все очень реалистично. – Коля немного сердится. «Тебе же самому такие сны снятся!», думает он.

– И в каждом сне вы должны кого-то выручить, или действовать командой, или сотрудничать еще каким-то образом?

– Да. Пожалуй, да.

– Понятно.

– Соломон Израилевич, а почему им просто не выйти с нами на связь? Зачем такие сложности? Они что, нас проверяют?

– Я бы сказал – не доверяют, мичман. Да и как нам доверять, когда мы сами себе не доверяем, тех же британцев возьмите, а? – и доктор качает курчавой головой. Маленькие круглые очки печально висят на кончике его крупного носа.

… Скала осыпается и крошится под ногами. Коля упорно ползет вверх. В кромешной тьме внизу бурлит раскаленная лава, а на вершине скалы сияет свет. Там – спасение.

По узкому карнизу он пробирается влево. Еще несколько уступов, и он спасен, юноша уже ясно видит безопасный путь. В скафе на скале тесно, еле хватает места, чтобы повернуться.

Собираясь поставить ногу на камень, Николай замечает пальцы. Пальцы! Кто-то висит на уступе, сорвался, вот-вот упадет!

Он осторожно опускается на колено, упирается рукой, заглядывает за край. Так и есть, человек неловко загребает ногами по гладкой скале, руки его постепенно сползают с уступа. Без помощи ему не выбраться.

Коля осторожно стучит по макушке шлема незнакомца. Тот вскидывает голову, видит Колю. Мичман Андреев протягивает ему руку.

После недолгой возни, обливаясь потом, оба оказываются на карнизе. Стоят, распластавшись по стене, тяжело дыша. Николай поворачивается к спасенному им человеку, и в тот же миг человек снимает поляризацию визора шлема. Мичман Андреев видит торжествующее лицо рыжего лейтенант-коммодора с «Кинг Майкла». Верзила бьет Колю в колено, толкает рукой, рискуя сам сорваться с карниза. Николай летит вниз.

– Ты проиграл! – кричит британец.

Соломон Израилевич просматривает записи бесед с членами экипажа «Петра Великого».

– Довольно много они должны были о нас узнать, – бормочет он.

– Думаете, этого достаточно? – Вахтанг Иосифович крутит в пальцах карандаш.

– Кто знает. Может, они хотят, чтобы мы показали им что-то конкретное. Это сложный экзамен, в котором мы, к тому же, не знаем ответов. А как вы сами, коллега? Много вы спасли сыновей туманного Альбиона?

– Будь моя воля, я бы этих бриттов вообще не спасал. Слишком уж неприглядно они себя ведут. Хотелось бы думать, что это лишь издержки «снов», но и жизнь меня научила тому же. Мы для них, несмотря ни на что, всего лишь грязные аборигены.

– Издержки, знаете ли, островного менталитета. Кстати, наши юные офицеры, в отличие от нас с вами, считают по-другому. – Доктор Зильберштейн похлопывает по толстой пачке распечаток. – Они их спасают почем зря. Не выветрился еще юношеский идеализм, что ли.

– А я вот тут подумал, коллега. Может, наши гости, они хотят что-то показать нам? Что-то о нас самих?

… Раум-крейсер погибал. Что-то гибельное, бесцветное, наползало со стороны силовой установки. Сначала пропадало напряжение в сети, отключалась электроника, а потом воздух в отсеках становился тягучим, затхлым. Ничего не помогало. Бедствие терпели уже четвертый час, и больше половины «Петра Великого» вышло из строя.

– Ваше сиятельство! – начальник инженерной службы обращался к капитану. – Взгляните!

Автономные камеры из хвостовых отсеков предавали картинку: переборки растворяются. Будто их разъедает мгновенная ржавчина. За ними – только равнодушные звезды и холод пространства. Одна из камер мигнула. И погасла, за ней – другая.

Вице-адмирал взялся за капитанский микрофон.

– Слушать в отсеках! – прогремел его голос. – Объявляю экстренную эвакуацию!

При трехстах шестидесяти членах экипажа спасательных капсул оставалось едва на двести.

– Начальникам служб – обеспечить! Первыми грузятся офицеры в возрасте до двадцати лет!

Вице-адмирал князь Всеволод Максимович Зайков смотрит на своего старшего помощника, контр-адмирала Великого князя Андрея Владимировича. Старпом одобрительно кивает. «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за други своя». Первыми нужно спасть детей, пусть они и считают себя бравыми офицерами.

– Следующими грузятся офицеры в возрасте до двадцати пяти лет, в обратном порядке старшинства! Это приказ! Выполнять!

Капитан прищуривается, представляя, как упираются мальчишки, не желая грузиться в спасательные шлюпы без старших офицеров. Ну ничего, командиры справятся.

– По удалении от крейсера приказываю старшим по званию на борту шлюпа включить сигнал бедствия, и погрузить экипаж в стазис.

«Год они продержатся, – думает капитан, а к тому времени их уже найдут. А капитан погибает со своим кораблем».