Джесси

Нарождается день в утренней заре, проклевывается из-за дальнего, синеющего узкой каймой леса светлой полоской. Поднимается над землей круг солнца и в первых лучах его нежится все живое. Рассеивается над лугами зыбкий туман и высыхает роса. Веселым пересвистом встречают солнце птицы, и подсолнух поворачивает к нему свой цвет. Но не успевает ещё земля напитаться солнечным теплом, а со стороны студёных морей, наводняя небо тёмной клубящейся синевой, уже плывут погоняемые ветром грозовые облака; доносятся дальние громовые раскаты, и вот уже всё небо от запада до востока затянуто устрашающей грозовой синью. От края до края полыхают молнии, освещая низкие тучи; давят землю громовые раскаты и сечет белесый дождь с градом, сметая с деревьев листья, побивая траву. И кажется – конца этому истреблению не будет… Но внезапно открывается вдали светло-голубая полоса ясного неба; разгоняет ветер тучи и уже вновь ярко светит над землей солнце, и расправляют листья деревья, и поднимается поникшая трава, и вновь весело щебечут птицы, и радугой полыхает восток. И радуется всё живое солнечным лучам!

Хотел Гена этого или нет, но в последнее время будущее представлялось ему в устрашающем свете, без лучика надежды. Но всё изменилось, когда пришло прозрение, что судьба человека находится не в его руках. Есть Некто могущественнее, чем он, мудрее, опытнее… Тот, Кто знает человеческую сущность лучше, чем о ней знает сам человек. И потому, когда человек падает, спотыкаясь о жизненные невзгоды, Он снисходит к нему, помогая подняться, и ошибки его превращает в путь к совершенству. Он позволяет человеку разочаровываться и вновь обретать надежду, идти путем отречения и снова приходить к истине. Он – сама надежда и сама истина. И поэтому, не гораздо ли лучше, странствуя по стезе жизни, уповать более на Него, нежели на себя?.. Вместе с Ним научиться открывать прекрасное в каждом мгновении, ценя отпущенное время и дорожа им, так как оно скоротечно. И вновь, как в детстве, просыпаться и восторженно открывать глаза, веря, что грядущий день несёт в себе праздничное, волнующе-загадочное и светлое. И вдохновлять надеждой отчаявшихся, и зажигать огнём веры тех, кто потерял её. Потому что время земной жизни особенное, и прожитая минута уже не повториться вновь…

В этом новом и светлом, что открылось ему, будущее уже не суживалось до размеров какой-либо проблемы. Жизнь приобрела для него другие, ясные формы – без иллюзий и прикрас; но от этого она не стала хуже или скучнее. Напротив, реальность подарила новые надежды. И сила этого прозрения была такова, что ему казалось, будто его, сидящего в холодном полумраке, вдруг осветило яркое полуденное солнце. С трепетом и радостью переживал он это новое, то, что, разрушив тьму бессонных ночей и тревожных раздумий, мощно вошло в его жизнь, даруя блаженный мир, истинную радость и уверенность, что жизнь не закончилась лишь из-за того, что в ней что-то сложилось не так, как ему хотелось…

Часть третья

Весенний призыв. У больших двустворчатых железных ворот, выкрашенных в зеленый цвет и с большой красной звездой посередине каждой из створок – множество провожающих; за воротами, во дворе военкомата – толпа остриженных наголо ребят. По-юношески длинные шеи и смешно оттопыренные уши; облачены в то, с чем не жалко расстаться и потому выглядящие весьма живописно. В этой пестрой толпе призывников – Вока. Ничего не поделаешь, пришла пора и нужно отдать священный долг Родине – отслужить положенные два года в вооруженных силах. К этому, в общем-то, готовил себя каждый мальчишка, с восхищением взирая на вернувшихся из армии ребят, которые ещё пару дней по возвращении щеголяли в красивом парадном обмундировании и, казалось, были недосягаемы, окруженные ореолом мужества и отваги.

После часа ожидания, когда из толпы послышались нетерпеливые выкрики, из здания военкомата вышел высокий худощавый лейтенант в сопровождении приземистого и уже немолодого, с заметной сединой на висках, прапорщика.

– В две шеренги, станови-и-сь! – зычно скомандовал прапорщик.

И хотя команда была, в общем-то, вполне понятная – начальную военную подготовку в школе прошли все, но в этой непривычной обстановке, в толпе она вызвала лишь суетливые движения. В конце концов, с помощью прапорщика, призывникам всё-таки удалось построиться в две шеренги. Лейтенант хмурил брови и молча наблюдал за происходящим. Убедившись, что призывники выстроились в нечто, отдаленно напоминающее армейский строй, прапорщик выкрикнул:

– Смир-рна!

Но эта команда не произвела на призывников какого-то заметного действия – многие как стояли, так и продолжали стоять в вольных позах.

– Вольно, – скомандовал прапорщик и коротко пояснил, что именно должно последовать за командой «смирно», и повторил её еще раз. И отметив некоторое соответствие того, чего он добивался, громко произнес: – Ра-а-внение на-а середину-у! – И, развернувшись на каблуках, чеканя шаг, подошел к лейтенанту и лихо вскинул руку к козырьку фуражки.