Читаем Джийвс се намесва полностью

— Нито пък аз. Често съм се чудил. Но, стига, Джийвс. Така до никъде няма да стигнем. Ето ни, бръщолевим за Иезавели и дакели, когато трябва да се концентрираме върху…

Изведнъж секнах. В полезрението ми беше попаднал един крайпътен хан. Всъщност не точно крайпътният хан, а това, което стоеше пред него — а именно, ален открит автомобил, който мигновено разпознах като собственост на Боби Уикъм. Ясно беше какво се е случило. Връщайки се обратно в Бринкли, след няколко вечери, прекарани с мама, е решила, че се е разгорещила повечко, и е спряла пред тази страноприемница за едно бързо. Много умно. Нищо не ободрява повече от малка промивка в горещ летен следобед.

Ударих спирачките.

— Имаш ли нещо против да ме почакаш малко, Джийвс?

— Разбира се не, сър. Искате да говорите с мис Уикъм?

— А, забелязал си колата й.

— Да, сър. Строго индивидуална е.

— Като притежателката си. Имам чувството, че с две-три благи думи бих могъл да постигна нещо за каузата на сближаването. Струва си да опитам, нали?

— Несъмнено, сър.

— В момент като този на човек не му се иска да остави непроверена възможност.

Вътрешността на крайпътния хан „Лисицата и гъските“ — не че има някакво значение — беше като вътрешността на всички крайпътни ханове. Тъмна, хладна, воняща на бира, сирене, кафе, туршия и здраво английско селячество. Влизайки, се озоваваш в уютно кътче с халби по стените, столовете и масите, ошарени тук-таме. На един от столовете до една от масите седеше Боби с чаша и бутилка сайдер пред нея.

— Божичко, Бърти! — опули се тя, когато й се изпречих с весел поздрав на уста. — Откъде изникна?

Обясних, че се връщам обратно в Бринкли с колата си.

— Внимавай някой да не ти я свие. Обзалагам се, че не си извадил ключовете.

— Не, но Джийвс е там. Отваря си очите на четири, би могло да се каже.

— О-о, водиш Джийвс? Мислех, че си е взел почивката.

— Беше така любезен да я отложи.

— Какъв феодал!

— Вярно. Когато му казах, че имам нужда да се облегна на него, той не се поколеба.

— Защо имаш нужда да се облегнеш на него?

Моментът за благата дума беше дошъл. Сниших глас до поверителен шепот, но когато тя ме попита дали нямам ларингит, се наложи да го повиша отново.

— Мислех си, че ще може да направи нещо.

— За какво?

— За теб и Кипър — започнах аз внимателно да опипвам почвата. Знаех, че ще трябва да избирам думите най-осторожно, защото с момичета горди и своенравни като Боби всяка стъпка е важна, особено пък ако имат и рижи коси. Ако те заподозрат, че говориш не по реда, се разгневяват, а гнева лесно може да я накара да се пресегне за бутилката със сайдер и да ме издумка с нея. Не казвам, че непременно би го направила, но такава вероятност трябваше да се вземе предвид. Тъй че аз пристъпих плахо, така да се каже, към точка първа.

— Ще започна с това, че Кипър ми предаде пълен свидетелски рапорт — или май трябва да кажа слушателски — на вашия малък разговор по телефона. Нищо чудно, ако си мислиш, че би било проява на по-добър вкус от негова страна да го беше запазил за лично ползване. Но трябва да си спомниш, че ние израстнахме заедно, а човек, естествено, споделя с онзи, с когото е израсъл. Както и да е, той си изля душата пред мен, и не трябваше да излива много, за да разбера, че е жегнат до краен предел. Кръвното му беше високо, очите му се въртяха, както се вика лудешки и имаше вид на човек, готов да прегърне смъртта.

Видях я, че потръпва с поглед, съсредоточен върху бутилката сайдер. Но дори и да го беше вдигнала и положила върху Устъровата тиква, нямаше да бъда по-зашеметен от думите, които пророниха устните й:

— Бедното агънце!

Бях поръчал джин с тоник. Една част от него вече беше разлята.

— Бедното агънце ли каза?

— Можеш да се обзаложиш, че казах бедното агънце, макар че „бедният гламчо“ би било по-добро описание. Представи си го само, да го вземе насериозно. Би трябвало да знае, че не го мисля.

Не успявах да схвана.

— Само си си приказвала?

— Е, пуснах малко пара. За бога, не е ли позволено на едно момиче да пуска по малко пара понякога? Не си и представях, че наистина може да се разстрои. Реджи приема нещата толкова буквално.

— Тогава да приемем ли, че богът на любовта е върнат на пиедестала, ухилен до уши?

— И още питаш.

— С други думи, вие още сте гаджета?

— Разбира се. Може и да съм мислела това, което казах тогава, но само за пет минути.

Поех дълбоко въздух и в следващия момент си пожелах да не го бях правил, защото едновременно с това бях отпил от моя джин с тоник.

— Знае ли Кипър това? — попитах, след като бях спрял да кашлям.

— Не още. Отивам да му го кажа.

Повдигнах един въпрос, по който особено желаех да получа уверение.

— Тогава нещата отиват натам — разминавам се със сватбения марш?

— Страхувам се, че да.

— Много добре. Както ти е угодно.

— Не искам да ме окошарят заради двубрачие.

— Да, мога да те разбера. И твоят избор за големия ден е Кипър. Не те обвинявам. Идеалният съпруг.

— Точно така мисля и аз. Страхотен е, нали?

— Колосален.

— Не бих се омъжила за друг, дори да ми свали звездите, Луната и спътника на Марс. Кажи ми, как изглеждаше като момче?

Перейти на страницу:

Похожие книги

12 шедевров эротики
12 шедевров эротики

То, что ранее считалось постыдным и аморальным, сегодня возможно может показаться невинным и безобидным. Но мы уверенны, что в наше время, когда на экранах телевизоров и других девайсов не существует абсолютно никаких табу, читать подобные произведения — особенно пикантно и крайне эротично. Ведь возбуждает фантазии и будоражит рассудок не то, что на виду и на показ, — сладок именно запретный плод. "12 шедевров эротики" — это лучшие произведения со вкусом "клубнички", оставившие в свое время величайший след в мировой литературе. Эти книги запрещали из-за "порнографии", эти книги одаривали своих авторов небывалой популярностью, эти книги покорили огромное множество читателей по всему миру. Присоединяйтесь к их числу и вы!

Анна Яковлевна Леншина , Камиль Лемонье , коллектив авторов , Октав Мирбо , Фёдор Сологуб

Исторические любовные романы / Короткие любовные романы / Любовные романы / Эротическая литература / Классическая проза
Собрание сочинений в пяти томах (шести книгах) Т. 5. (кн. 1) Переводы зарубежной прозы
Собрание сочинений в пяти томах (шести книгах) Т. 5. (кн. 1) Переводы зарубежной прозы

Том 5 (кн. 1) продолжает знакомить читателя с прозаическими переводами Сергея Николаевича Толстого (1908–1977), прозаика, поэта, драматурга, литературоведа, философа, из которых самым объемным и с художественной точки зрения самым значительным является «Капут» Курцио Малапарте о Второй Мировой войне (целиком публикуется впервые), произведение единственное в своем роде, осмысленное автором в ключе общехристианских ценностей. Это воспоминания писателя, который в качестве итальянского военного корреспондента объехал всю Европу: он оказывался и на Восточном, и на Финском фронтах, его принимали в королевских домах Швеции и Италии, он беседовал с генералитетом рейха в оккупированной Польше, видел еврейские гетто, погромы в Молдавии; он рассказывает о чудотворной иконе Черной Девы в Ченстохове, о доме с привидением в Финляндии и о многих неизвестных читателю исторических фактах. Автор вскрывает сущность фашизма. Несмотря на трагическую, жестокую реальность описываемых событий, перевод нередко воспринимается как стихи в прозе — настолько он изыскан и эстетичен.Эту эстетику дополняют два фрагментарных перевода: из Марселя Пруста «Пленница» и Эдмона де Гонкура «Хокусай» (о выдающемся японском художнике), а третий — первые главы «Цитадели» Антуана де Сент-Экзюпери — идеологически завершает весь связанный цикл переводов зарубежной прозы большого писателя XX века.Том заканчивается составленным С. Н. Толстым уникальным «Словарем неологизмов» — от Тредиаковского до современных ему поэтов, работа над которым велась на протяжении последних лет его жизни, до середины 70-х гг.

Антуан де Сент-Экзюпери , Курцио Малапарте , Марсель Пруст , Сергей Николаевич Толстой , Эдмон Гонкур

Языкознание, иностранные языки / Проза / Классическая проза / Военная документалистика / Словари и Энциклопедии