Джихад одинокого туриста

Налитый чаем Махмуд-Пятница с энтузиазмом трусил к садовой ограде, радуясь окончанию похода и заработанным деньгам. Его повысившееся настроение искало выход. И таки нашло – проводник развязал язык. Хлынул поток местечковых сплетен, похвальбы, жалоб на судьбу и начальство. Саныч, изможденный страхом и жарой, пустил болтовню аборигена мимо ушей – его больше заботило возможное появление арабских супостатов. Я отбоялся свое час назад и потому внимал. Метров через двадцать поток словесных помоев принес единственный улов – корыто кэпа оказалось служебным, а не личным. В принципе – без разницы, но восточные люди готовы задрать ценник даже после завершения торгов. Может, и сгодится.

Дойдя до заветного сарая и свернув к дыре, мы притормозили. Ощущая запах персиков, я жестом попросил проводника заткнуться и хлопнул по плечу расслабившегося было ярославского барыгу. Плечо дернулось.

– Что?!

– Дальше топайте сами.

– А… А ты?

– Схожу осмотреться. Турист я или нет?

Возражать «грохнутому» Саныч не стал. Душеспасительные беседы с самоубийцами – не его амплуа. Пожав плечами, он подтолкнул к дыре проводника и нырнул следом.

14.10.

Проводив взглядом их спины, исчезающие за деревьями, я присел на пыльный ящик и вытащил карту. Если верить мятому листку, поселок походил на вытянувшуюся вдоль берега чуток беременную гусеницу. Месяце на пятом. Спинку будущей мамаши составляли море и отели, пузико – жилой поселок. Главная улица шла вдоль спины, делая несколько побегов-проездов в жилые квартальчики. На окраине одного из них сейчас куковал я. Жирная линия шоссе петлей огибала поселок поверху, соединяясь с центральной улицей в двух местах. На карте у ближней «смычки» чернела отметка поста с зениткой. Под ним – вторая, бывший пляжный пост. С удовольствием зачеркнув второй кружок, я перевел глаза на маленький прямоугольник портовой зоны у второго съезда. От вожделенной стоянки нашу гОстеницу отделяли поселок и два километра отелей, забитых арабами и заложниками. Мда…

Подняв взгляд от схемы к реальности, я поискал глазами точку с хорошим обзором. Вблизи таковой не нашлось. Придется прогуляться. Войдя в сад и повернувшись спиной к морю, я зашагал наверх, к шоссе.

Подходящее местечко сыскалось минут через пятнадцать – каменная осыпь с выпирающим поверху куском скалы.

Едва не поломав ноги на разнокалиберных булыжниках, я вскарабкался к каменному зубу и угнездился на одном из выступов, усевшись на шершавый, нагретый солнцем камень. Задница вспотела моментально.

Неподвижный воздух, духота, отдаленное цвириканье местной разновидности кузнечиков. Серый язык осыпи внизу тянулся метров на двести, глубоко вдаваясь в сплошную завесу зеленых крон. По зеленому морю, граничившему с голубым, в причудливом беспорядке рассыпались темно-красные пятнышки крыш. На границе твердого и жидкого шел ряд отелей – стеклянных и бетонных коробок причудливых форм и расцветок. Узкая лента пляжа и бескрайняя, темно-голубая вода. Гладкое и абсолютно чистое море не пятнали морщинки волн, белые следы катеров и цветастые пятна парапланов. Да. На такое можно любоваться часами.

Мне пришлось ограничиться парой минут.

Вздохнув, я вытащил бинокль и, поерзав окулярами по местности, мысленно разбил местность на квадраты, принимаясь за тщательный осмотр. Прогляд главной улицы ничего не дал – деревья закрывали ее почти целиком, лишь иногда показывая черный асфальт в нечастых прогалах. С портовой зоной дело обстояло получше – безумный садовник до нее не добрался. Или нашелся безумный дровосек, очистивший портовый клочок от растительности. Местечко, громко именовавшееся портом, представляло комбинацию длинного причала и большого ангара. У берега и причала стояли катера, на берегу – десяток аквабайков. От уреза воды шли рельсы, упиравшиеся в ворота ангара. Конец причала выходил на узкую, асфальтированную площадку, тянувшуюся вдоль боковой стены ангара. С остальных сторон ее ограничивал забор с «прорезью» опущенного сейчас шлагбаума.

Ладно, по хрен дым – где мой пароход?

Взглянув на то, что стояло у причала, я выругался. Путешествие будет вояжем «ливийских туристов» на Лампедузу. У причала стояли две пузатые деревянные шхуны длиной метров сорок-пятьдесят. Да, они блестели стеклом надстроек и полированными медяшками, а светлые брезентовые навесы над палубами придавали им некую респектабельность. На мачтах даже имелись свернутые паруса! Картинка, мать ее… А движки там есть? И сколько народу там сможет поместиться?

Мысленно упаковав пятьсот человек в корпус одной из посудин, я представил результат и выругался вторично. Корыта напоминали вожделенный пароход не сильнее, чем хомяк – павиана. Знай я заранее, какую посудину нам сосватает шкипер…

Какой вой поднимут в отеле, когда узнают, как я вложил их драгоценное бабло!

Ладно, хватит визжать. Утрамбуем. Как селедку.