Вкратце рассказав хозяину о наших приключениях в покинутом поселке, я поинтересовался – знает ли уважаемый Догу о том, что лежит впереди?
Дядька задумался и попросил одну из карт, торчавших из отворота разгрузки.
– Куйнюк. – Толстый палец уперся в протяженное пятно на побережье. – Мы. – Палец переместился на точку, сантиметров на пять отстоящую от следующей прибрежной кляксы под названием Кердеби, оттуда мы выехали утром. – Здесь их много. – Палец опять ткнулся в поселок с неприличным названием. – До него на дороге ничего нет. – Ноготь с темным ободком поерзал по отрезку заправка – Куйнюк.
– Корабли, лодки?
– Здесь. – Заправщик показал на дальний конец неприличного поселка.
Мда. Что есть поездка по городу, в котором тебя активно не любят, – я уже представлял. Каюк, тьфу, Куйнюк был заметно побольше нашего Кердеби. А следовательно, проблем там будет больше.
– Есть другая дорога в Санталию?
Дядька махнул рукой на вэн.
– Не для него. Там пройдет только этот, – кивок на пикап.
– Где она?
– Здесь, – вместо дороги палец показал на реку. – Она сейчас пересохла, – пояснил хозяин. – Свернете здесь и доедете до этого места. – Палец показал на едва видный проселок километрах в пятнадцати от побережья. – Дальше поедете по этой дороге.
Извивающаяся козья тропа упиралась в пригород Санталии.
– А дальше?
– Иншалла. – Мужик развел руками. – Не знаю. Война.
– Спасибо, друг. – Встав, я подумал и сходил к машине, вернувшись с еще одним стволом.
– На. Отдашь племяннику.
Не знаю, куда и в кого будут палить эти двое, но живущим на войне оружие нужнее денег. А мы… просто туристы.
Впервые уезжал с курорта с искренним напутствием аборигенов – «Доброй дороги!».
Разбитый мотоцикл встретился километров через двадцать. Спортбайк, раскрыв трубы рамы, распластался у подножья скалы. Труп в красно-серой куртке и расколотом шлеме лежал метрах в пятнадцати. Костя уехал недалеко.
– Знакомый, – пояснил я, притормаживая и ища взглядом чоппер.
Загонщик мамонтов нашелся метров через сто. Тезка успел понять. И даже – встать.
И все… Могучее тело, пяток дырок…
Скулы свело – десяток пуль походя отняли у парней дорогу и жизнь. Вздохнув, я заглушил мотор и открыл дверь. Обыскав тела и забрав документы, я нагнулся к телу тезки.
– Давай вместе.
Я приподнял голову – Иван.
– Давай.
Уложив парней под скалой, мы в восемь рук закрыли тела камнями и вкатили на получившийся холмик разбитый чоппер, подперев булыжниками.
– Кто они?
– Позавче… нет – вчера ночью случайно разговорились. Байкеры. Большой – Дима. Второй – Костя.
Краски не было. Иван обошелся, выведя «отработкой» на светлой скале – «Костя, Дима. Русские. Отомщены». Место подписи занял пустой «Мосберг». Такая подпись имела вес.
Найти нужную речку оказалось несложно – приметная арка эстакады пересекла каменистый ручей… и помчалась дальше, с обеих сторон огороженная стальными брусьями отбойников. Незадача – съезда не было. Через километр я начал нервничать. Кстати сказать – до Куйнюка оставалось не больше десяти кэмэ.
Дорога решила поберечь наши нервы – метров через пятьсот в стальных перилах нарисовался проем в сторону моря. Ладно, сойдет.
Включив поворотник, пикап пересек двойную сплошную и, прокатившись по короткой гравийке, вкатился на пляж – мечту нудиста. Гладкий, ровный и абсолютно пустой. С одной стороны сверкала ослепительно-голубая вода, с другой – живописные, покрытые зеленью горы.
Вслед за нами зашуршал гравием вэн. К моему удивлению, вэн доехал не только до речки, а гораздо дальше. Свернув на каменистое дно, покачиваясь на камнях и неровностях, обе машины прокатили по руслу километра полтора.
Миновав рощицу на склоне, я свернул. И загнав машину под деревья, заглушил двигатель. Микроавтобус втиснулся рядом. Моторы заглохли, погрузив нас в первобытную тишину. Хлопанье дверец, зевание, потягивание, сигаретный дым.
– Хорошо!
– Пожрать бы!
– Лучше поспать! – Иван рухнул на травку.
– Поправка принимается. Тихий час на сто двадцать минут. Кто дежурит?
– Я, – вызвался успевший покемарить по дороге бух.
– Разбуди меня через час, – пролепетал я, щелчком откидывая окурок и отрубаясь.
Толчок в плечо выпихнул из сна. Раскрывшиеся глаза зажмурило ярко-голубое небо. Я проворчал и заслонился ладонью. Под козырьком из пальцев жизнь смотрелась лучше. Лазурь заслонило лицо кировчанина.
– Вставай, соня.
Приподнявшись на локте, я кивнул и огляделся. Сонное царство.
– Еда на капоте, – укладываясь на травку, заботливо пробормотал бух. И повернувшись набок, сперва затих, а потом – зашумел носом. Я заслушался. Композитор в его носоглотке, уступая «Роллингам» в мелодичности, не уступал в проникновенности. Умаялся, бедняга.
Потянувшись, я сел. Поспалось душевно. Встав и еще раз, уже стоя, потянувшись, я прогулялся к машинам. На капоте ждали бутылка воды, рахат-лукум и вскрытая консерва, накрытая чистым носовым платком. Интересно, где бух взял чистый носовой платок?