Джим Джармуш. Стихи и музыка

«Для меня тебя нет», – отрезает Джек, отворачиваясь от Зака в самом начале тюремного знакомства. Тот бурчит под нос в ответ: «Тебя тоже нет. Стен нет, пола нет, тюрьмы нет, койки нет, решетки нет… Ничего нет». Отрицание реальности – их единственное прибежище: они даже дерутся из-за того, что Зак выцарапывает на стене календарь отсидки, а Джек кричит, что так время тянется еще дольше. Роберто обладает волшебной способностью: из этого стертого, полностью уничтоженного мира, к которому Джек и Зак потом даже не попробуют вернуться, он делает новый, больше прекрасный, нежели грустный. Он рисует окно на стене камеры, а потом, видимо, таким же образом придумывает путь для побега. Магическим образом все трое оказываются на воле: огромный тоннель с отблесками воды на потолке снят Мюллером как коридор в другое измерение – куда, по сути, мы и попадаем вместе с Джеком, Заком и Бобом в заключительной трети фильма.

Роберто – агент автора в фильме. Джармуш так же, как его итальянский протеже, знающий Америку только по фильмам, пренебрегает правилами и логикой, пользуясь кинематографической свободой с детской безответственностью, на полную катушку. Он не трудится объяснять, кто и с какой целью подставил Джека и Зака. Что любопытно, это еще не вызывает подозрений у зрителя: во-первых, тот привык, что в американском кино всех постоянно подставляют, во-вторых, ждет разъяснений в развязке (не дождется). И с гениальной легкомысленностью обходится со сложным драматургическим элементом – побегом. Сначала Роберто сообщает друзьям, что на прогулке нашел способ бежать; те не верят. В следующем кадре они уже бегут из тюрьмы, счастливые, как сбежавшие с уроков школьники.

Невольно вспоминается апокриф о классике французского pulp fiction Понсоне дю Террайле, который смилостивился над издателями и решил все-таки спасти опостылевшего ему, но любимого читателями персонажа – Рокамболя, в финале предыдущей книги опутанного цепями и утопленного. Сложным объяснениям писатель предпочел одну фразу: «Выбравшись из западни, Рокамболь всплыл на поверхность».

Критики сравнивали «Вниз по закону» с шедевром Жана Ренуара, «Великой иллюзией» 1937 года, где сюжет также строился вокруг побега из тюрьмы. Название фильма давно стало идиомой, нередко обозначающей кинематограф как таковой. Для Джармуша это точно великая иллюзия, легитимирующая любой запрещенный прием, – именно в этом ее прелесть. Мы не знаем не только о том, кто подставил Джека и Зака, не только о лазейке, при помощи которой они бежали из тюрьмы, но и почему их перестали преследовать, как и где им удалось найти лодку, а потом – чудом, среди воды – неотсыревшие спички. Верх абсурдности – кролик, которого вдруг ловит в лесу, казалось бы, не приспособленный для походной жизни Боб. Когда он жарит мясо на костре, мы готовы поверить, что откуда-то взялись и чеснок, оливковое масло и розмарин, без которых, по словам Роберто, готовить кролика нельзя.

Одна из самых очаровательных сцен «Вниз по закону» – привал в лесу, где Зак пугает Роберто рассказами о местной фауне: здесь водятся огромные аллигаторы и змеи всех видов, от медноголовых гадюк до кобр. Но все трое будто тут же забывают об этой угрозе, и никаких змей или крокодилов в фильме так и не появится. И не меньшее чудо – когда не умеющий плавать Боб один остается на берегу реки, которую, уходя от погони, переплывают Джек и Зак. Они бросили друга, и тот уже слышит лай собак. Вдруг кто-то появляется рядом, хватает и тащит его за собой; два эгоцентрика, которым давно ни к чему надоедливый говорливый итальянец, все-таки вернулись за ним.

Джармуш сам называл «Вниз по закону» сказкой. От реальности разобщенности и одиночества он двигается по направлению к солидарности и дружбе. И вот уже Роберто в пустой хижине, конструкция которой в точности напоминает их тюремную камеру, декламирует по-итальянски другого важнейшего американского поэта – Роберта Фроста. Поэзия будто физически уничтожает решетки и затворы, а самое прославленное стихотворение классика в точности предсказывает близящийся финал фильма: