Джим Моррисон, Мэри и я. Безумно ее люблю. Love Her Madly

– А голливудские фильмы – это сплошь сахарный сиропчик для толпы. Типа «Мэри Поппинс» или «Моя прекрасная леди».

– А мне показалось, «Грек Зорба» – отличный фильм.

– Конечно, ты прав, фильм хороший – со смыслом. Но это совместное производство Великобритании и Греции.

Джим обладает энциклопедическими знаниями и поразительной памятью, знает все о фильмах, которые видел сам, и тех, что изучал в киношколе. Он подробно рассказывает о фильме «На последнем дыхании» режиссера по имени Жан-Люк Годар.

– Старик, он гений! Посмотри его «Презрение». Французы настолько опередили Голливуд! Или вот еще – «Лола». Потрясный фильм.

Джим записывал все, что чувствовал, что наблюдал вокруг себя. Конспектировал окружающий мир. При нем всегда был его вечный спутник – блокнот для набросков идей или стихов. Джим был первым повстречавшимся на моем пути интеллектуалом. Он рассуждал обо всем, от шикарной девчонки на пляже до тайн Вселенной; его разговоры пестрели именами философов вроде Ницше – в тот период моей жизни я понятия не имел, кто это. Джим действительно прочел все книги, которые у него были. Позже Мэри говорила, что он мог запомнить целые страницы текста и потом цитировать их по памяти. Любопытно, что все написанные им стихи, которые он мне показывал, не имели никакого отношения к музыке. Я и подумать не мог, что со временем эти стихи станут мировыми хитами. И я ни разу не слышал, чтобы он что-то напевал себе под нос.

Джим вырывает из блокнота чистый лист и записывает для меня названия фильмов и имена режиссеров.

– Вот, ты просто обязан их посмотреть, старик. Сам поймешь, что такое гениальное кино, это расширит твой кругозор.

И тут я говорю:

– А я хотел бы сходить на церемонию «Оскар».

– Зачем?!

– Ну, хотя бы посмотреть на звезд во всем блеске.

– Издеваешься? Они все занудные и насквозь фальшивые. А их фильмы – просто подслащенные пустышки, там все неискренне. Но самое главное – ты в жизни туда не попадешь.

– Всегда можно найти способ…

Я рассказываю Джиму, как однажды пробрался на частную вечеринку в честь Сэмми Дэвиса-младшего[8] в отеле Кинг Эдвард в Торонто, после его концерта в зале О’Кифф Центра[9].

– Никогда не слышал про О’Кифф Центр.

Естественно, Джим не мог знать, что в один прекрасный день он и The Doors выступят на сцене О’Кифф Центра при полном аншлаге.

Джим возвращается к нашей теме.

– Завалиться на частную вечеринку в номере отеля – не то же самое, что попасть на вручение «Оскара». – Он смеется. – Это совершенно нереально, точно тебе говорю.

Я не сдаюсь.

– Спорим, что пройду? На пять баксов.

– Не надо, Билли, я не возьму твоих денег.

Нам хорошо вместе. Нас обоих не напрягает молчание. Мы то просто смотрим на линию горизонта, то думаем о чем-то… или ни о чем.

Час спустя мы прогуливаемся вдоль пляжа, Джим закуривает.

– Старик, может, все-таки попробуешь?

Как ни странно, до того дня я ни разу в жизни не курил марихуаны, несмотря на мое всегдашнее стремление испробовать все на свете и совершать необдуманные поступки.

– Давай, не ломайся, увидишь, тебе понравится, уж поверь мне. Эта штука делает с башкой что-то невероятное!

Почему бы и нет? Мэри курит траву. Джим курит ее все время. А ему я доверяю. Он мне друг. С кем начинать, как не с ним?

– Потихоньку, Билли, всего несколько затяжек.

Эффект не заставляет себя ждать.

– Ни хрена себе!

Все вокруг становится кристально четким. Кажется, что до сих пор я смотрел на мир через матовое стекло. Могу поклясться, я чувствую, как мой мозг раздвигается. Будто кит, застрявший подо льдом, вдруг находит прорубь и вырывается наружу.

Я смотрю на Джима – вид у меня, должно быть, совершенно обалдевший. Он по-дружески улыбается:

– Добро пожаловать в мой мир!

Джим сидит, уставившись на море, и от воды на его лице отражаются янтарные оттенки заходящего солнца. При этом свете его глаза кажутся скорее голубыми, чем серыми. Он разглядывает меня с веселым любопытством.

– И как, интересно, ты планируешь проникнуть на «Оскар»?

От одной только мысли он критически ухмыляется.

Мы смотрим друг на друга и начинаем хохотать без всякой причины. Я впервые по-настоящему под кайфом.

Благодаря Los Angeles Times нам есть на что купить хот-догов и пива. В сумерках мы идем к пирсу и залезаем под него. Там темно и как-то странно. Прилив все больше, голова в дурмане. Волны пенятся вокруг опор пирса. Дальше еще темнее, но там сухой песок. Мы устраиваемся и слушаем шум прибоя. Нас развезло и клонит в сон. Все-таки чудно`, что мы тут сидим вдали от всех, в темноте. Вскоре, под этим самым пирсом, Джим напишет The End – песню о разрыве с его обожаемой Мэри, который разобьет ему сердце.

– Надо будет как-нибудь тут переночевать, старик, – говорит Джим.

Если бы я только знал…

По темнеющему песку мы идем в сторону бульвара Оушен, где он пересекает Колорадо. Голосуем, и две попутки спустя мы в квартире у Мэри.

– Где вы пропадали?