Во-вторых, еще раз просмотреть все материалы, чтобы ничего лишнего не попало Баннику в руки. Тут уже, черт возьми, на кон поставлено самолюбие. Как говорится, а вот хрен вам, товарищ генерал-лейтенант!..
Ну и, в-третьих, постараться успокоить Лизу. Она последнее время как на иголках. Чувствует, конечно, что что-то далеко не так, но не расспрашивает, не вмешивается, ждет. Рассказать все по порядку, понятное дело с купюрами, постараться убедить, что паниковать в любом случае не нужно.
Какой случай нужно считать крайним, Баринов додумывать не стал. Не то время, не то место.
Но словно в унисон его мыслям, об этом заговорил Омельченко.
— А теперь порассуждаем, Паша. Что может тебе грозить в самом экстремальном случае?
— Ну, лично я склонен полагать, что и на этот раз мы разойдемся с Банником «как в море корабли». Я останусь при своих, он — при своих.
Омельченко внимательно посмотрел на него, покачал головой.
— Ой ли?.. На этот раз ты ему оч-чень серьезно на мозоль наступил, поэтому давай без дураков. Про два варианта ты сам упомянул.
— Ну, вообще-то, я ему нужен живым и здоровым, — уклонился от прямого ответа Баринов.
— А если тебе исчезнуть на время? Пересидеть где-нибудь пару-тройку месяцев? — быстро вставил Щетинкин. — А там, глядишь, все устаканится.
Баринов засмеялся.
— Сережа, ты о чем говоришь? Вспомни старый анекдот: «Билли, ты знаешь, почему того парня прозвали „Неуловимый Джо“?» — «Нет, Гарри». — «Да потому, что он на хрен никому не нужен, его никто и не ловит!»
— Не понял, — насупился Щетинкин. — Ты это к чему?
— В нашем обществе исчезнуть человеку бесследно по собственному желанию — абсолютно исключено. Вот если по желанию определенных ведомств — как два пальца об асфальт, без особого труда.
— Несмотря на риск, что его будут искать?
— Именно так. Искать будут люди, а прятать — ведомство. Улавливаешь разницу?
В разговор вступил Омельченко.
— Сколько людей по статистике в Советском Союзе исчезает без следа ежегодно?.. Не знаете? И я не знаю. Но догадываюсь. Их, как ты думаешь, ищут? Обязательно. Объявляют во всесоюзный розыск, рассылают ориентировки по линии милиции — и на этом все кончается. Сколько-то действительно пропадает чисто физически: утонул, заблудился в тайге, умер от инфаркта, пойдя по грибы, не приглянулся в укромном месте лихой компании… да мало ли какие могут быть естественные причины! Тебе, патологоанатому, надо это объяснять?.. Поэтому прикрыть исчезновение нужного человека можно очень убедительно. А можно и без всяких объяснений. Пропал? Ищем, ждите!.. И в той «конторе» такие специалисты есть.
Они замолчали, а Баринову невольно вспомнился Шишок. Как стоял тот на лестничной площадке, набычившись, и пытался взглядом как-нибудь смутить его, заставить занервничать или еще чем-то проявить себя… И раньше, еще на Ваганьковском, цепляя его взглядом тоже исподлобья и тоже стараясь, чтобы он как-то отреагировал на взгляд… И Баринов суеверно одернул себя — что это ему вдруг привиделся Шишок? Добро бы что хорошее…
Разговор постепенно затихал.
Они и выпили изрядно, и поели плотно, и наговорились, казалось, на год вперед. Сегодняшней информации и сегодняшних ощущений всем хватило с избытком. Ничего нового, пожалуй, они сейчас просто не стали бы воспринимать. Сил не хватило бы. Да и желания. Осмыслить бы то, что уже есть. Осмыслить и понять.
Сидели они за столом вольготно и свободно, развалившись в дачных парусиновых креслах, по удобству не уступающих шезлонгам. Да и вид у них был почти пляжный. Щетинкин встретил гостей уже в шортах и сланцах, и они, лишь ступив на веранду, мигом поснимали рубашки, посбрасывали обувь, оставшись босиком, и сидели за столом, не смущаясь голых торсов… Хоть и горный климат, а пока солнце на небе, даже на километровой высоте жарко, пусть и под навесом.
Баринов и Омельченко сидели спиной к дому, хозяин напротив, и попутно любовались пейзажем, который открывался с веранды.
На противоположном склоне ущелья из-за крутизны никто не селился, и он почти сплошь живописно зарос урюком, арчевником и обширными купами шиповника. Поверх деревьев на дачном участке и сквозь них угадывалось дно ущелья, где местами поблескивала на солнце зеленовато-голубая вода и виднелись густо-зеленые заросли облепихи. Уже на этом берегу, тоже сквозь листву, проглядывали крыши редких домов и хозяйственных построек при них, а шоссейная дорога, по которой они приехали, только обозначалась верхушками телеграфных столбов и линии электропередач.
Солнце уже село на отрог ущелья, по противоположному склону тень поднялась до середины. Когда она доберется до верха, а это произойдет минут через десять-пятнадцать, сразу похолодает, вдоль ущелья с близких снеговых вершин потянет прохладный ветерок… И тогда, пожалуй, несмотря на детское время, ранний вечер, можно будет устраиваться на ночлег…
Баринов затушил сигарету и прикрыл глаза. Да, сейчас вполне можно было бы и на боковую. Денек выдался — не дай боже никому!.. А уж завтра с утра и начать решать проблемы. Правильно сказано: утро вечера мудренее.