Джинны пятой стихии

— Да как… Поймала, вытрясла из него, что знал…

Влас недоверчиво покосился на Арину, оценивая хрупкое девичье сложение, потом припомнил девятимиллиметровый «Детектив спешиэл», обитающий в её сумке, и мысленно посочувствовал зёме.

— Тогда передай при случае… — Он высвободил из тесного заднего кармана злополучную фляжечку.

— Это его?

— Ну да…

— А к тебе она как попала? Не слямзил, надеюсь?

— Да грабанули его… Старушка одна грабанула… А я потом в скупку зашёл случайно… Вот, кстати, справка. О происхождении товара…

— Ладно, передам. При случае… — Фляжечка вместе с документом канула в недрах кожаной чёрной сумки, и Арина вновь устремила на Власа внимательно-ласковый взгляд. — Ты разговор-то в сторону не уводи, ты рассказывай… — посоветовала она. — Что у тебя там дома случилось?

Язычки свечей мигом померкли, настроение упало. Пришлось изложить всё в подробностях. История Арине понравилась. Слушала — рот до ушей, глаза восторженно сияют, несколько раз даже хихикнула, причём не к месту. Как будто правила сюжет на ходу, делая его ещё смешнее. Власа это изрядно раздражало, но он произвёл над собой усилие и с вымученной ухмылкой довёл рассказ до конца.

Арина согнала с лица улыбку, сосредоточилась.

— Что врать будешь? — спросила она с женской прямотой.

— Не знаю… Не придумал ещё…

— Тогда придумывай давай, пока время есть.

Снова захотелось надраться и решить тем самым все свои проблемы. Однако пили они лёгкий коктейль, а им ещё поди надерись!

— Кого больше боишься: отца или мать?

— Отца… Хотя… — Влас задумался. — Характер у него, конечно, тяжёлый, зато в душу не лезет, не выпытывает ничего…

— А мать?

— Мать — ангел… — с невольной улыбкой ответил он.

— …Но в душу — лезет, — тихонько добавила Арина.

Ответом был прерывистый вздох.

— Нормальная ситуация, — утешила она. — Типичная. Может, тебе им сразу позвонить, признаться?

— Нет! — Он вздрогнул.

— Всё равно ведь придётся.

— Знаю… — уныло откликнулся Влас.

— Так, — решительно сказала Арина, с твёрдым стуком опуская кончики пальцев на край столешницы. Словно аккорд на рояле взяла. — Прежде всего… Чего ты конкретно боишься? Последствий? Или родителей огорчить?

— Пожалуй… огорчить…

— Уже огорчил. Дальше.

— Дальше… — Плечи Власа опали, голос стал невнятен. — Не знаю, что дальше…

— Так, — повторила она. Достала из сумочки гелевую ручку, положила перед собой салфетку и разделила её надвое вертикальной чертой. — Слева пишем все плюсы и минусы, если ты возвращаешься в Суслов…

— А справа? — встрепенулся Влас.

— Справа — если не возвращаешься.

— Да ты что? — ошалел он. — С ума сойдут! Вернутся — меня нет, мебель раздолбана… Что они подумают?!

— Могу тебе сказать совершенно точно, — с невозмутимым спокойствием известила Арина. — Если не позвонишь, подумают, что квартиру ограбили, тебя убили, а труп вывезли…

Влас даже не застонал — он заскрипел.

— Вызовут полицию, — безжалостно продолжала она. — Полиция поймёт, что ограбления не было, а убийство, может, и было… Заведёт дело…

— Перестань… — взмолился он.

— Короче, звони давай. Свяжешься, скажешь: нашёл работу за границей… Кстати, в Суслове ты чем занимаешься?

— Да ничем пока… Провалил сессию, отчислили…

— Как это ты?

— Да так… — с досадой признался Влас. — Закрутил там с одной… с Маней… учёбу забросил…

— Это та, что на фотке? Якобы одноклассница?

— Ну да…

— А родители?

— Чьи?

— Твои.

— Достали…

— Ага… — глубокомысленно промолвила Арина, склоняясь над салфеткой и ставя справа плюс, а слева минус. — Тут — есть чем заняться, там — нет…

— А жить я здесь буду где?! — заорал выведенный из терпения Влас шёпотом, чтобы внимания не привлекать.

Арина взглянула на него с каким-то даже опасливым недоумением, словно бы усомнясь в нормальности собеседника. Снова склонилась над белым квадратиком салфетки: слева поставила плюс — и справа плюс. Поровну.

С каждой новой пометкой происходящее всё меньше и меньше нравилось Власу. Такое ощущение, будто в зыбучем песке увязаешь. Снова вспомнились предостережения роковой дамы с чувственным ртом.

— Да не в том же суть… — попытался трепыхнуться он. — Я ж здесь не выживу!

— Почему?

— Воровать не умею!

— А и не надо. Отмазка есть — и ладно. Чего ты волнуешься? У нас тут с иностранцами знаешь как нянчатся! Души не чают… Забавные они…

— А как же таблички… на автовокзале? Это ж для приезжих, наверное!

— Да кто на них вообще внимание обращает! Торчат и торчат…

— А если я к честной жизни привык?

— Честная жизнь? — И она опять взглянула на него с тревожным недоумением. — Да ты хоть знаешь, что это такое? Это когда все следы так заметены, что ты и сам про них забыл!

— Да я не о совести, я о понятиях! Вот, скажем, «мог украсть — не украл»? Я ж тут из салочек вылезать не буду!

— Иммигрантов не осаливают!

— О господи… — обессиленно выдохнул Влас и ослабил ворот рубашки. — А можно чего покрепче выпить?..

У возникшего из сумерек пожилого официанта было мудрое отрешённое лицо, а наличие пистолетной рукоятки под мышкой делало его ещё мудрее. Слегка опустив дряблые веки, седой гарсон с почтительнейшим видом выслушал заказ, затем исчез и возник снова.