Джинны пятой стихии

— Так ты… это… раб бутылки? — ошеломленно поинтересовался Галин, лихорадочно вспоминая все ему известное о джиннах. Вспоминался, впрочем, лишь старик Хоттабыч и пионер Волька. Но там была не бутылка, а лампа… А, какого черта!

— Слушай, Абрахман Юсуф… — Дальше Галин не запомнил, поэтому махнул рукой и зашел по-простому: — Абраша, дружище, так ты любые желания выполняешь?

— Все, что в моих силах, господин, — сказал джинн. — Да будет тебе известно, я довольно могущественный джинн. Мы джинны огня все такие! Разве могут с нами сравниться джинны воды и воздуха, я уж не говорю о джиннах земли. Хочешь спалить город дотла? Желаешь возвести на месте хибар дворцы?

— Вот этого не надо! — прервал его Саня. — Наигрались уже в революции! Весь мир насилья мы разрушим… Не надо! Мир, как говорится, хижинам, война дворцам!

— Дворцы все разрушить? — осторожно поинтересовался джинн.

— Да не надо ничего разрушать, — вздохнул Саня. — Ты… это… Пузырь сделать можешь!

— Бычий? — глаза джинна расширились, и на смуглом лице проступил румянец.

— На… кой ляд мне бычий пузырь, — Саня даже всплеснул руками от такой непонятливости. — Водки бутылку сотворить можешь?

— Слушаю и повинуюсь! — торжественно отозвался джинн Абрахман, задумался, подергивая себя за бороду, и поинтересовался: — А какой? Кедровой, посольской?

Чувствовалось, что мужик до встречи с Галиным в алкогольном ряду магазина наказание отбывал.

— Давай… — чувствуя неугасимый порыв в душе, сказал Галин, — кедровой бутылочку… Можно две.

— Слушаю и повинуюсь! — объявил джинн.

«Эх, надо было бы закуси попросить», — наливая водку в стакан, подумал Саня.

И понеслись счастливые дни!

Коллектив на кухне у Сани собрался быстро — Вова Солдат с соседней улицы, Славка Мурмухор, как его прозвали за пристрастие к сушеным грибкам, Эдик Инженер, одноногий Дима Лагута, Сема Эдельвейс. Эти составляли постоянное ядро быстро сложившегося общества почитателей джинна Абрахмана Юсупа Аббадина эль Маджири. Еще трое или четверо подкаблучников забегали время от времени, когда удавалось скрыться от бдительного ока супруги и тещи. Иногда кто-то из соседей подкаблучников сдавал, и тогда во дворе у летней кухни вспыхивали баталии, не уступающие фермопильской резне. Саню корили, обещали на него пожаловаться участковому за содержание алкогольного притона, кричали, что зона по нему плачет, но потом все устаканивалось, подкаблучника торжественно уводили со двора, а тот на ходу каялся и клялся, что это в последний раз, что он ее, проклятую, больше в рот не возьмет и сплевывать будет.

Несмотря на эти недоразумения, время проводили приятственно, с возлияниями, хорошей закусью и с философскими беседами, посвященными самым разнообразным проблемам — есть ли жизнь на Марсе, рискнет ли нынешний президент ввести войска в Нагорный Карабах, существует ли свобода воли, прав ли Зигмунд Фрейд, который все человеческие проблемы рассматривал через призму между ног, да мало ли животрепещущих и требующих немедленного обсуждения тем существует в мире!

Джинн в этих беседах не участвовал. Надев очки Сани, он листал книжки из небольшой библиотеки своего освободителя. Надо сказать, Галин до чтения в свое время был очень охоч, пока книги не такие дорогие были и можно было позволить себе купить какую-нибудь без существенного ущерба домашнему бюджету. Поскольку интересы Галина распространялись на все мировые проблемы, библиотека была очень разношерстной — от исторических исследований: кто кого и за что убил, причины вторжений — и основ покорения мира до фантастики, детективов, любовных романов, научных исследований современных философов и популярных книжек из серии «Знание».

Джинн неторопливо листал страницы, время от времени хмыкая, удивленно восклицая, потом откладывал книгу в сторону, снимал очки и мечтательно смотрел перед собой. Одному Аллаху было ведомо, что он сейчас видит в своем воображении. Кто же пустит в свой рай чужого человека!

От задумчивости его отвлекали простыми бытовыми запросами. Просил Галин. А как же иначе, других бы джинн слушать не стал. А Галин ему все-таки условно-досрочное освобождение обеспечил.

— Абраша, еще ящичек водочки! И закусочки бы нам, лады?

Впрочем, с водкой быстро покончили и перешли на коньяк.

— Из виноградной лозы? — хмуро поинтересовался джинн. — Нехорошо. Аллах это не приветствует!

Но потом вспоминал, где сидел пожизненное и кто его из заключения освободил, вздыхал печально и говорил уже привычное:

— Слушаю и повинуюсь!

Странное дело, чем веселее было в компании, тем унылее становился джинн. Морда квелая, словно уксуса хлебнул, на Галина смотрит страдальческим взглядом, будто тошно ему, но признаться в этом не хочется. Физиономия совсем синяя стала, а носки у туфель еще больше задрались, словно у джинна ноги неожиданно усохли.

— Абраша, что с тобой?

— Слабею я, — признался джинн. — Все-таки тысячу лет в бутылке провел. Мне бы в вулкане посидеть, в лаве погреться.

— Да где же я тебе у нас вулкан найду? — удивился Саня. — Слушай, хочешь, я тебе газовую плиту запалю?