Джинны пятой стихии

Но зато ей удалось не только получить аудиенцию у заместителя республиканского прокурора, но и оставить в его секретариате по всем правилам оформленное заявление о пропаже мужа — с описанием всех сопутствующих обстоятельств. И с указанием свидетелей — Щетинкина и Омельченко.

Еще она побывала в Минздраве и уж там отвела душу, постаралась, чтобы о случившемся узнало как можно больше людей — от рядовых сотрудников до министра.

Свою программу-минимум Щетинкин тоже выполнил.

Как он выразился, главное было — как можно больше «наследить». Поэтому он с большим одобрением воспринял известие о заявлении, оставленном Лизой в прокуратуре. Слова — они и есть слова, пусть даже сказанные на самом высоком уровне. Устное слово, как известно, к делу не пришьешь, от него всегда отмазаться можно. «Дезавуировать», так сказать. А вот письменное, да в условиях жесткой бюрократии…

Во-первых, он зарегистрировал свое заявление у дежурного районного отдела милиции. Благоразумно не указывая принадлежность визитеров к известному ведомству, он подробно описал вчерашнее вторжение на свой дачный участок троих неизвестных, которые применили к нему лично и его гостям методы физического воздействия (без причинения тяжких телесных повреждений), нанесли материальный ущерб в виде проколотых колес принадлежащего ему автомобиля, а также насильно увели с собой в неизвестном направлении одного из его гостей. Указал он и анкетные данные Баринова и Омельченко, причем со всеми научными и должностными регалиями, приведя ими в полное обалдение дежурного сержанта, который, как и рассчитывал Щетинкин, спешно вызвал на пост самого начальника райотдела.

Во-вторых, на этот раз уже используя свои связи судмедэксперта и ведущего патологоанатома, он встретился кое с кем из высших чинов Министерства внутренних дел. В разговорах с ними ведомственную принадлежность вчерашней троицы он не скрывал и тем самым подлил масла в огонь. Возможности «наступить на хвост» «коллегам из конторы» «менты» не упускали никогда, впрочем, им тоже всегда отвечали взаимностью. А тут такой случай!.. У Щетинкина только спросили: «Ты ксивы их видел?», на что он абсолютно правдиво заявил: «Представились только на словах!», чем вызвал тихий восторг слушателей… По его письменному зарегистрированному заявлению бригада из троих оперативников была направлена в Таш-Майнок, где провела осмотр места происшествия, опрос местных жителей, включая механика Куручбека, изъятие вещественных доказательств для последующей экспертизы (по проколотому колесу от автомобилей) и другие положенные по обстоятельствам действия.

Потом чины и Щетинкин вместе поужинали, и «между первой и последующими» он получил веские заверения, что, поскольку делу дали ход, результат обязательно будет. Пусть не в скором времени, но будет. И профессионально успокоили: если человека похищают, значит, он для чего-то нужен. А просто устранить можно без всяких хлопот и применения экзотических средств — в обыденной, повседневной обстановке, не вызывая лишнего ажиотажа. Скажем, наезд грузовика на оживленной улице или вульгарная встреча со шпаной в темной подворотне… Все зависит от фантазии исполнителя.

Омельченко тоже «отчитался о проделанной работе». Но начал с конца.

— Лиза, какие отношения у Павла с местной академической элитой?

— Вот-вот, Боря, ты правильно определил — «элитой». Мягко выражаясь, натянутые.

— То-то они с таким интересом отнеслись к моему сообщению… И вице-президент, и в президиуме… Пока я там ходил из кабинета в кабинет, Толен меня сам разыскал. Вцепился, как собака в тряпку — что, да как, да почему, а что теперь будет…

— Весной они к Паше комиссию подсылали, — вмешался Щетинкин. — Ничего, конечно, не нарыли, но нервы в очередной раз помотали изрядно.

— Ну, ладно, бог с ними, — сказала Лиза. — На Академию мы с самого начала никаких надежд не возлагали. Главное сделано — тамошняя публика в курсе. Что в институте?

— А в институте — хреново.

Омельченко подробно пересказал разговор с Габитовым.

— И вправду, хреново, — задумчиво произнес Щетинкин, дослушав до конца. — Если они Павла официально засекретят, то очень даже, может, надолго. Без права выезда, без свиданий, без переписки…

— Подождите, это как же? — нервно спросила Лиза и недоуменно посмотрела сначала на Щетинкина, потом на Омельченко. — Как такое может быть?

— Понимаешь, Лизонька, мы ведь наихудший вариант рассматриваем, — мягко начал Омельченко. — Но реалии, к сожалению, таковы… А как такое может быть… Андрей Дмитриевич Сахаров, к примеру, вот уж который год вынужден безвылазно сидеть в Горьком — как раз на похожих условиях.

— И мотивируется все заботой о государственной безопасности, — с неприкрытым сарказмом сказал Щетинкин. — Но, думаю, до такого не дойдет. В конце-то концов, Баринов — не «отец советской водородной бомбы»!

Лиза несколько мгновений сидела молча, потом обратилась снова к Омельченко.

— А что в лаборатории?