Он взял Шишкова под руку, прикрыл его согнутую кисть ладонью и слегка придавил на себя. Шишков глухо охнул.
— Посмотри, Сергей, вот этот немудрящий захват называется «пойдем со мной». Стоит этому паршивцу дернуться, а мне чуть сильнее нажать — и рука, и запястье сломаны. Этаким макаром в студенческие годы мы выводили с танцевальных вечеров разных хулиганов. И вот пригодилось…
Он говорил, а тем временем вел Шишкова к скамейке, с которой Лиза наблюдала за ними. На расстоянии разговора она не слышала, ничего странного в их поведении не заметила — ну, встретились знакомые, ну, разговаривают. И была очень удивлена, что этот гэбэшник вдруг идет к ней под руку с Омельченко. Ну, слегка бледный, ну, чуть неверной походкой — но идет сам, добровольно!..
И только когда тот тяжело почти упал на скамейку рядом, поняла, что пришел-то он отнюдь не по собственному желанию. И опытом медика лишь сейчас осмыслила и его болтающиеся безвольно руки, и испарину на лбу, и блуждающий, замутненный болью взгляд.
— Ребята, вы не перестарались? — беспокойно спросила она. — Что с ним?
— Пока не знаю, вскрытие покажет, — небрежно отмахнулся Щетинкин. — Это, Лиза, и есть ефрейтор госбезопасности Шишок. Знакомы?
— Лично — не приходилось, но наслышана, — медленно сказала Лиза и повернулась к Шишкову. — Спасибо, ребята. Вот теперь я ему в глаза посмотрю.
Но Шишков, казалось, не слышал их слов. Он мешковато сидел на скамейке, часто и неглубоко дышал, всем видом показывая, что недалек от обморока.
Омельченко и Щетинкин на лавку не сели, остались стоять перед ними.
— Не придуряйся, мы здесь все медики. — Омельченко протянул руку и легонько развернул голову Шишкова к Лизе.
Шишков по-прежнему ни на что не реагировал. Омельченко выдержал паузу и, наклонившись к нему почти вплотную, негромко, но властно сказал:
— В глаза смотреть, на вопросы отвечать!
И кивнул Лизе, словно передавая эстафету.
— Итак, вопрос первый, — она обращалась непосредственно к Шишкову. — Где Павел?
Тот не отвечал, сидел обмякнув, держа голову в сторону Лизы, как повернул Омельченко, но бессмысленно уперев глаза ей в подбородок.
Омельченко и Щетинкин переглянулись. Затем Омельченко начал вкрадчиво:
— Говорят, ты учился на биолога, значит, все, что сейчас скажу, отлично поймешь. На теле человека много любопытных точек, и я как нейрофизиолог знаю большинство из них. С двумя ты уже познакомился. Я покажу тебе еще с десяток, от воздействия на которые ты будешь визжать как резаная свинья, но только в ультразвуке. Потому что перед этим я нажму на две другие, и ты лишишься голоса… А если будешь упрямиться дальше, то вот здесь у тебя есть еще одна интересная точка, — он протянул руку и коснулся основания шеи Шишкова. — Шесть секунд воздействия — и врач «скорой помощи», вызванной каким-нибудь доброхотом, констатирует смерть от кровоизлияния в мозг. Инсульт, короче. А патологоанатом подтвердит и причину смерти, и ее естественную природу. Шел себе человек и шел, почувствовал себя плохо, присел на лавочку… Понятно, сволочь?.. А теперь отвечай. Тебе задали вопрос, где Павел?
Шишков слабо зашевелился, пытаясь сесть прямо, натужно прокашлялся.
— Теперь уже в Москве, — хрипло сказал он.
— Вопрос второй — где Банник? — быстро спросил Омельченко.
— Они вместе.
— Что Баннику нужно от Павла?
— Он пригласил его для совместной работы.
Щетинкин саркастически рассмеялся:
— Смотрите, как здорово и даже благородно! Пригласил… Видели мы ваше «приглашение». Это Банник так приказал?
— Не надо было упрямиться…
— Решили, значит, силой… А если он и дальше откажется с вами сотрудничать?
— У Николая Осиповича есть способы заставить.
— Какие конкретно?
— Не знаю. Я не ученый.
— Подождите, ребята, теперь я, — вмешалась Лиза. — Где, по какому адресу могут держать Павла? В Москве? В Подмосковье? Где-то еще?
— Я не знаю. У нас несколько институтов и их филиалов в разных городах. Где, решит сам Николай Осипович.
Щетинкин и Омельченко снова переглянулись.
— Это что же, возрожденные бериевские шарашки? — вполголоса сказал Щетинкин.
— А похоже, они никогда и не исчезали, — так же негромко отозвался Омельченко. — Меняли масть, мимикрировали, вот и все.
Лиза быстро достала из сумочки записную книжку и авторучку.
— Диктуйте.
Шишков медленно, через силу принялся называть известные ему центры исследований — город, название, фамилия руководителя…
Омельченко и Щетинкин отошли на несколько шагов в сторону, продолжая неотрывно следить за поведением Шишкова. Урок ему, похоже, пошел впрок, никаких признаков, явных или потаенных, сбежать или как-то по-другому изменить ситуацию не просматривалось. Или очень хитрый, или серьезно сломанный… Ну, дай-то бог последнее.
— Что, отпустим с миром? — спросил Щетинкин.
— А что, в БЧК[9]
с кирпичом на шее? — несколько нервно ответил Омельченко. — Выпотрошим как следует, и пусть катится ко всем чертям собачьим…— Ладно, черт с ним. Давай закругляться, а дальше — как намечали. Главное, Пашка жив-здоров, дальше дело техники.