— Значит, так, Лизавета, особо не волнуйся и не переживай. Думаю, с Пашей все более или менее в порядке. Просто вчера вечером ребята из органов пригласили его на встречу с Банником. Он пока не звонил?
Лиза отрицательно качнула головой.
— Идемте в комнату. — И, пока шли по коридору, спросила тоже вполголоса: — Борис, ты как — случайно здесь или?..
— Паша просил, — ответил он коротко, тоже на ходу.
В гостиной они расселись по креслам. Лиза терпеливо ждала, пока кто-нибудь начнет объяснения, но Щетинкин замешкался, возился в кресле, усаживаясь поудобнее. А попросту тянул время.
Несмотря на ранний час, одета была Лиза как на работу, только на ногах домашние туфли. А так и накрашена, и причесана, и сумочка лежит наготове на журнальном столике.
Наконец Щетинкин спросил:
— Ты в курсе их взаимоотношений с Банником?
Лиза кивнула.
— Да. Павел кое-что рассказывал.
— Ну что ж, тогда слушай.
Щетинкин коротко и точно, хоть без деталей и отступлений, пересказал то, что произошло вчера на даче. Не скрыл ни способа, которым Баринова вынудили уехать, ни того, почему они с Борисом ничего не смогли сделать… Правда, содержание утренней беседы Баринова и Банника, а также их разговоров втроем на даче передавать не стал. Даже в общих чертах. Упомянул лишь о предложении Банника и тот факт, что Павел от этого предложения отказался.
Лиза выслушала молча, не выказывая эмоций, не задавая наводящих или уточняющих вопросов, тем более без комментариев. Потом поднялась.
— Я так понимаю, вы без завтрака?.. Подождите, я сейчас.
Щетинкин подождал, пока она выйдет из комнаты, повернулся к Омельченко.
— Похоже, она ожидала нечто подобное. Не находишь?
Тот молча кивнул в ответ.
Лиза вкатила в комнату сервировочный столик. Разливая чай, кивнула на блюдо с бутербродами:
— Давайте, ребята, подкрепитесь. Похоже, дел сегодня у нас — выше крыши. Вы, наверное, уже что-нибудь наметили, так?
Омельченко принял чашку, благодарно улыбнулся.
— Спасибо, Лизонька, очень вовремя… Тебе как, на работу?
— Экзаменов сегодня нет, а остальное… — Она небрежно повела рукой. — Позвоню, заменят… Так что вы надумали?
— Подожди, Лиза, не торопись. Тут есть еще ряд кое-каких привходящих обстоятельств, а они-то могут серьезно все осложнить…
Спокойствие Лизы, ее сдержанность оказали на Омельченко благоприятное действие. Нет, конечно, он не думал, что та будет валиться в обморок, биться в истерике или что-либо в таком же духе, но такой выдержки и собранности не ожидал. Зная ее хорошо и давно — ведь дружили семьями! — предполагал некоторую растерянность и несобранность, по крайней мере в первую минуту. Но она восприняла не самые приятные новости с завидным хладнокровием. Хотя по всем признакам это состояние давалось непросто.
Ну что ж, значит, можно и нужно говорить все. И не опасаться, что придется ее утешать. Нет, в отношении этой женщины умалчивать о чем-то просто неприлично. И тактически, и стратегически неправильно. Да и не заслуживает она этого.
Его рассказ длился дольше, чем Щетинкина. Был он более детальным, с экскурсами в прошлое, о котором Лиза была осведомлена тоже. И о работе Павла в лаборатории Барковского, и о первых стычках Баринова с Шишковым, в том числе о результате этих стычек, и о принципиальных разногласиях Баринова с Банником… В середине затянувшегося рассказа она встала, распахнула окно и поставила на столик пепельницу — и все это сосредоточенно и молча, не заставляя рассказчика прерываться. Кивнула — курите, мол, ребята, и сама взяла сигарету из протянутой пачки.
И совсем уж с особенным вниманием восприняла она описание сеанса «полтергейста», как выразился в свое время Щетинкин, того самого, который продемонстрировал Банник в кабинете Баринова. Но даже при этом она воздержалась от каких-либо комментариев и вопросов. А волнение выдала лишь вторая сигарета, за которой она потянулась, едва затушив в пепельнице предыдущую.
Когда Омельченко замолчал, она лишь спросила:
— Все, Боря? — И когда он кивнул, задумчиво произнесла: — История достаточно странная и очень непонятная… Но есть в ней один, по-моему, ключевой момент — почему Банник так резко переиграл время встречи? Что могло его заставить?
— А если это просто «эксцесс исполнителя»? — подал голос Щетинкин. — Банник попросил, а «органы» перестарались.
Лиза поморщилась.
— Банник — и есть «органы», разделять их не стоит… Он узнал что-то такое, что заставило форсировать ситуацию. Вот только что именно?
— Может, решил сыграть на опережение? Паша высказал мысль, что Банник пожалеет, что так неосторожно выказал свои способности к полтергейсту. Вот он и испугался, что Паша кому-нибудь об этом расскажет.
— Тогда бы и вас тоже взяли. Превентивно.
Лиза сказала это как само собой разумеющееся, но Щетинкин внезапно ощутил холодок в груди. Как-то до сего момента он, похоже, не воспринимал происходящее всерьез. А теперь вдруг, после ее слов, ему стало очень и очень неуютно. Даже ладони внезапно вспотели.