Дживс, вы — гений! Ваша взяла, Дживс!

До чего же прекрасно он все это изложил, прямо как в увлекательнейшем детективном романе, где напряжение шаг за шагом нагнетается, интрига закручивается и закручивается все изощреннее, и вот наконец наступает кульминация. Думаете, у папаши Стоукера захватило дух от волнения? Ничего подобного, он недовольно проворчал:

– То есть мне пришла телеграмма.

– Да, сэр.

– Так бы, черт возьми, сразу и сказали, а то развели турусы на колесах, никак остановиться не можете, будто в опере поете. Давайте.

Дживс со сдержанным достоинством передал ему послание и удалился, унося поднос. Стоукер принялся вскрывать конверт.

– Я этому Глоссопу в жизни ничего подобного не скажу, – объявил он, возвращаясь к прерванной дискуссии. – Если он сам пожелает прийти ко мне и извиниться, я, может быть, и…

Он издал звук, похожий на писк игрушечного надувного утенка, когда из него выходит воздух, и умолк. Челюсть отпала, он глядел на телеграмму с таким выражением, как будто вдруг обнаружил, что гладит тарантула. Потом с его уст сорвались слова, которые даже в наше распущенное время я считаю решительно неподходящими для дамского слуха.

Полина порхнула к нему с такой нежной дочерней озабоченностью, чело истерзано страданием и скорбью.

– Папа, что случилось?

Старик с шумом хватал ртом воздух.

– Дождались!

– Да чего дождались-то?

– Чего? Ты спрашиваешь, чего? – Чаффи вздрогнул. – Сейчас объясню. Родственники решили опротестовать завещание Джорджа.

– Не может быть!

– Еще как может. Прочти сама.

Полина вникла в документ, потом растерянно подняла глаза.

– Но если им это удастся, плакали наши пятьдесят миллионов.

– Еще бы не плакали.

– У нас не останется ни цента.

Чаффи дернулся и ожил.

– Повтори! Ты хочешь сказать, вы потеряли все свои деньги?

– Похоже на то.

– Отлично! – вскричал Чаффи. – Великолепно! Грандиозно! Потрясающе! Гениально! Чудесно!

Полина вроде как подпрыгнула.

– Слушай, а ведь и правда!

– Еще бы! У меня ни гроша, у тебя ни гроша. Давай прямо сейчас, не теряя ни минуты, поженимся.

– Давай!

– Ну вот, теперь все встало на свои места. Теперь никто не будет сравнивать меня с лордом Вотвотли.

– Пусть только посмеют!

– После такого известия лорд Вотвотли сразу бы испарился.

– Не сомневаюсь. Только пятки бы сверкали.

– Но это же колоссально!

– Просто чудо какое-то!

– Никогда в жизни мне еще так не везло.

– И мне.

– И главное – в ту самую минуту!

– Именно!

– Потрясающе!

– Гениально!

От их искреннего юного ликованья у папаши Стоукера перекосилась физиономия, будто чирей на скуле вскочил.

– Да прекратите вы этот позорный детский лепет и послушайте, что я скажу. Вы что, совсем спятили? Какую чушь ты несешь – мы потеряли все свои деньги. По-твоему, я буду сидеть сложа руки и не подам апелляцию? У них нет ни малейшего шанса. Старина Джордж был так же нормален, как я, это засвидетельствует мой друг сэр Родерик Глоссоп, величайшее светило английской психиатрии.

– Никакой он тебе не друг.

– Стоит ему только появиться в суде, и всё, что они состряпают, лопнет как мыльный пузырь.

– Не будет сэр Родерик свидетельствовать в твою пользу, ведь ты поссорился с ним.

Папаша Стоукер стал надуваться, как индюк, или, если хотите, как воздушный шар.

– Кто сказал, что я с ним поссорился? Да у нас с сэром Родериком Глоссопом самые сердечные, дружеские отношения, покажите мне недоумка, кто посмеет в этом усомниться. Подумаешь, случилось пустячное минутное недоразумение, с самыми близкими друзьями такое бывает, но все равно мы с ним как родные братья.

– А если он не придет к тебе извиняться?

– Чтобы он пришел извиняться ко мне? Об этом и речи быть не может. Само собой разумеется, приносить ему извинения буду я. Я считаю себя человеком чести, и, если я осознал, что был не прав и обидел своего лучшего друга, я всегда готов это искренне признать. Конечно, я извинюсь перед ним, и он примет мои извинения с тем же великодушием, с той же широтой души, с какой я их принесу. Сэр Родерик Глоссоп чужд мелочности. Через две недели он приедет в Нью-Йорк и потрясет всех своим выступлением в суде. Как называется гостиница, в которой он остановился? «Морские дали»? Сейчас же позвоню ему и договорюсь о встрече.

Пришлось мне вмешаться:

– Его в гостинице нет. Я это доподлинно знаю, потому что Дживс пытался дозвониться до него, но не смог.

– А где же он в таком случае?

– Не могу сказать.

– Но где-то же он должен быть?

– Должен, – согласился я, сочтя логику его рассуждений здравой. – И где-то он, несомненно, находится. Вы хотите знать, где? Очень возможно, что уже в Лондоне.

– Почему в Лондоне?

– А почему нет?

– Он собирался ехать в Лондон?

– Не исключаю такой возможности.

– Вы знаете его лондонский адрес?

– Не знаю.

– Кто-нибудь из вас знает?

– Я – нет, – сказала Полина.

– И я тоже, – сказал Чаффи.

– Никакого от вас от всех толку, – рассвирепел папаша Стоукер. – Ступайте прочь! Мы заняты.