Снова вспыхнула молния, и все осветилось, a потом свет исчез, и вокруг сделалась тьма и пустота. Они плыли по волнам в кромешной тьме, то и дело разрывавшейся молниями, холодный дождь полил с бурного неба. Истомленные жаждой жертвы кораблекрушения черпали ладонями воду, скапливавшуюся на дне лодки, и пили. Вода окружала несчастных со всех сторон, вода, полная соли, которая заставит их кашлять, давиться и умирать, но эта вода была пресной, и тела их требовали ее.
А потом началась целая вечность качки, тьмы, разрываемого молниями неба. В какой-то момент шлюпка стукнулась в стену айсберга, после чего ее снова унесло в море. Наконец вечность кончилась, и стал свет, и гроза миновала, и солнце застенчиво глянуло на морские воды, указав уцелевшим пассажирам на плавники, еще бороздившие морской простор, дожидаясь своего часа.
Вдали маячил айсберг, быть может, тот самый, который они видели недавно и о который ударилась их лодка, а может быть, и другой, и даже тот самый, с которым столкнулся несший их огромный корабль. Безусловно, это был какой-то странный вид льда, потому что, к собственному удивлению, они видели большие корабли давнего прошлого, выжатые на лед, и даже внутрь ледяной горы, иногда полностью охваченные ею, — похожие на мух, заточенных в сине-белом янтаре. К айсбергу вдалеке примыкало ровное ледяное поле, ставшее местом их назначения.
В шлюпке насчитывалось шесть весел и двенадцать пассажиров, восемь мужчин и четыре женщины. Один из мужчин, молодой парень по имени Гэвин, начал распоряжаться, не спрашивая на то согласия остальных, выбрал гребцов, и скоро шестеро мужчин сели за весла, направляя шлюпку номер три к ледяному берегу. Один из мужчин, пожилой джентльмен, потерял сознание за веслом, его место заняла молодая женщина и стала грести.
Они правили к разрыву в ровном ледяном поле, привели шлюпку в нужное место и причалили к нему, словно к песчаному берегу. Все выбрались из шлюпки на лед — за исключением потерявшего сознание старика — и одеревеневшими от холода пальцами сумели вытащить шлюпку из воды, — на достаточное, во всяком случае, расстояние для того, чтобы из нее могли выбраться и женщины.
Остававшегося в лодке мужчину так и не удалось привести в сознание. К тому времени, когда они сумели вытащить его на лед, он уже умер. Нос его, глаза и рот уже прикрыла тонкая корочка льда. Они положили его на берегу со сложенными на груди руками.
Гэвин проговорил:
— Пока придется оставить его здесь.
Другой мужчина, англичанин, примерно ровесник Гэвина, возразил:
— Это некрасиво с нашей стороны.
— Если хочешь, можешь нести его на собственной спине, — предложил другой мужчина, американец средних лет.
— Нет смысла, — проговорил англичанин. — В первую очередь мы должны позаботиться о женщинах.
— На мой взгляд, каждому из нас, мужчина ты или женщина, следует заботиться о себе, — возразил молодой американец.
Молодая женщина, которая сидела за веслом, сказала:
— По-моему, разумнее будет всем держаться вместе и помогать друг другу. Кроме того, будучи женщиной, я могу оказаться не менее полезной, чем каждый из вас.
— Можете делать что угодно, — проговорил молодой американец. — Но я никому и ничем не обязан.
Гэвин отозвался:
— Очень хорошо. Посмотрим, кто хочет держаться вместе.
Немедленно проголосовали. Выделиться пожелал только молодой американец.
— Очень хорошо, — проговорил он. — Так что я сам за себя.
— И куда ж ты пойдешь? — поинтересовался Гэвин. — На мой взгляд, всех нас ждет одна судьба.
— Возможно, — согласился молодой американец, — но я предпочитаю нести ответственность только за себя и ни за кого другого.
— Тогда удачи, — пожелал Гэвин. — И как тебя зовут на тот случай, если нам придется сказать над тобой несколько слов, прежде чем спустить в воду и все такое?
— Если так случится, оставьте меня там, где я упаду, — ответил тот, — но для справки меня зовут Хардин.
— Это имя или фамилия? — спросила женщина.
— Сойдет за то и другое, — ответил Хардин, поворачиваясь на льду в сторону одного из больших замерзших кораблей, не вросших в айсберг, но вытолкнутых на лед.
Какое-то время все провожали его взглядом. Пройдя мимо корабля, Хардин отправился дальше. Недавно говоривший англичанин произнес:
— Этот парень не из тех, кто умеет играть в команде. Истинный американец.
— Я тоже американец, — проговорил Гэвин.
— Действительно, люди разные, — согласился англичанин. — Ничего личного. Меня зовут Джеймс Каррузерс.
— А я — Амелия Бранд, — сказала женщина, которая гребла и предложила всем держаться вместе. — Тоже американка.
Женщина постарше, англичанка, произнесла:
— Называйте меня Герцогиня, а представиться друг другу можно будет и потом. Мне кажется, что в нашем положении было бы разумно поискать какое-то укрытие, а предоставить его нам может только один из этих кораблей.
Все остальные не проявляли даже малейшего интереса к разговору и не собирались называть свои имена. Они поддались унынию и готовы были капитулировать.