Они поднялись по широкой лестнице. Стены вестибюля были отделаны коричневым гипсом. Пол был мраморным. Офицеры трибунала уже заняли свои места за столом на помосте. Председательствовал офицер ВМС. На аккуратной табличке было написано его имя: "капитан Спрюэнс". Ещё трое военных судей представляли армию: полковник Маршалл, майор Брэдли и майор Эйзенхауэр. Перед каждым из них стоял микрофон, без сомнений, для вящей пользы кинохроникёрам.
Генеральный прокурор Вышински сел на место обвинителя, попивая кофе и тихо беседуя с помощником. За противоположным столом переговаривались двое адвокатов из Американского союза гражданских свобод. Один выглядел довольно энергично; второй был одет в самый крикливый клетчатый костюм, какой Чарли когда-либо приходилось видеть. Ни одного члена "четвёрки верховных судей" видно не было.
Всё больше репортёров и фотографов заполняли выделенные им места.
— Начнём ровно в десять ноль-ноль, — произнёс капитан Спрюэнс, голос у него был мягкий, даже через микрофон.
Он был больше похож на священника или профессора, чем на военного. У полковника Маршалла также был профессорский вид. Спрюэнс продолжил:
— После этого ни один представитель прессы допущен не будет. И наблюдатели должны хранить молчание. Любой, кто будет создавать шум, будет удалён из зала и до окончания процесса не будет допущен обратно.
Военные полицейские, береговые патрульные и маршалы США из министерства юстиции замерли в ожидании приказаний. Чарли был намерен держать варежку закрытой. Впрочем, он не удивился бы, если бы кто-нибудь решил поднять шум.
Ровно в десять ноль-ноль, капитан Спрюэнс произнёс:
— Да начнётся трибунал. — Двери закрыли и заперли на замок. Опоздавший журналист принялся без толку колотить в них. Сквозь стук, Спрюэнс продолжил: — Пусть подсудимых представят перед трибуналом.
Он посмотрел налево. Взгляды Чарли и всех остальных последовали за ним. Открылась дверь. Объективы камер повернулись в её сторону. То был первый раз с момента впечатляющего ареста, когда "четвёрку верховных судей" увидел кто-то ещё, помимо тюремщиков.
Вышли судьи МакРейнольдс, Батлер, Сазерленд и ван Девантер. Все они были одеты в костюмы хорошего покроя из тёмной шерсти серого, синего или чёрного цвета. Чарли показалось, что с момента задержания они похудели, но он не был в этом уверен. Тогда они были в мантиях, которые, вероятно, увеличивали их фигуры. Зато он был уверен, что сейчас они выглядели бледнее. Куда бы их не посадил Джо Стил, солнечные ванны там не полагались. Впрочем, Чарли не заметил на них ни ссадин, ни синяков, которые свидетельствовали бы о жестоком обращении.
Военные полицейские с "Томми-ганами" в руках проводили обвиняемых на их места. Едва они сели, адвокат из АСГС в отвратительной одежде что-то прошептал судье МакРейнольдсу. Каким бы ни был ответ, выражению ошеломлённости адвоката позавидовал бы даже Харпо Маркс[71]
. Он снова зашептал.Спустя мгновение, капитан Спрюэнс произнёс:
— Подсудимые, встаньте. — Те подчинились. — Назовите свои имена для протокола, — сказал он им.
— Джеймс МакРейнольдс.
— Пирс Батлер.
— Член Верховного суда Джордж Сазерленд.
— Уиллис ван Девантер.
Спрюэнс обратился к чиф-петти-офицеру[72]
, который писал стенограмму заседания:— Секретарь, опустите должность, заявленную подсудимым Сазерлендом.
— Есть, сэр, — отозвался секретарь.
— Садитесь, — сказал Спрюэнс "четвёрке верховных судей". Те снова сели. Он продолжил: — Вы обвиняетесь в измене Соединённым Штатам, сотрудничестве с иностранной державой, а также злоупотреблении своим высоким положением во вред американскому народу. Мистер МакРейнольдс, что вы ответите на эти обвинения?
— Могу я просить вашу честь… — начал МакРейнольдс.
Капитан Спрюэнс поднял руку.
— Это военный трибунал, а не суд в обычном смысле этого слова. Обращайтесь ко мне "сэр".
— Есть, сэр. — МакРейнольдс облизнул губы, затем лишённым эмоций голосом продолжил: — Если вы позволите мне, сэр, я хотел бы признать себя виновным, и просить снисхождения у этого суда… эм, трибунала.
Оба адвоката из АСГС подскочили так, словно только что присели на большие острые кнопки. Следом за ними охнули несколько репортёров и кинооператоров. Чарли не стал бы клясться, что не был среди них. Последнее, на что он, да и все остальные, рассчитывал — это признание своей вины. Возможно, кто-то на это и рассчитывал — Энди Вышински, сидевший за столом обвинителя, откинулся на стуле и стал похож на кота, сдувшего со своего носа пару перьев.
Спрюэнс возможно, и не был председателем суда по букве закона, однако ему вручили судейский молоток. И он с охотой им воспользовался.
— К порядку, — произнёс он. — Не забывайте о моём предупреждении. Нарушители будут удалены. — И всё же, он не дал никаких сигналов охране.
— Сэр, — заговорил адвокат из АСГС в ужасном костюме. — Я возражаю против этого так называемого признания. Оно очевидным образом сделано под принуждением и…
— Не было такого, — впервые заговорил Энди Вышински. Голос у него был довольный, он даже не потрудился выпрямиться на стуле.