Джо Стил

— Знаю, только… — Чарли пожал плечами. — Эта драка не наша, а ребёнок — мой. За мир буду переживать, когда вернусь.

— Надеюсь, с твоей миссис и с ребёнком всё будет хорошо, — сказал редактор. — И если будет сын, ради бога, принеси добротные сигары, а не те бомбы-вонючки, что ранее приносили ребята, у которых рождались сыновья^[139].

— Обещаю, — смеясь, произнёс Чарли.

Он схватил шляпу, плащ, и поспешил прочь. Такси он поймал без особых трудов.

В больнице он подписал бумаги, гарантируя, что он не смоется с женой и ребёнком, наплевав на счета. Это позволяло ему расплатиться за роды в кредит. В отличие от страданий Эсфири, его страдания растянутся по времени. Ему не нравилась идея платить за роды в кредит, но потрошить заначку ему нравилось ещё меньше.

Когда бумаги были подписаны, а руки пожаты, его проводили в комнату ожидания. Там сидели ещё двое будущих отцов. Один выглядел едва ли взрослым, чтобы начать бриться, и всё время дрожал. Второй, ему было под сорок, курил сигарету и листал журнал.

— У нас это шестой, — сказал он. — Не сказать, что подобное нам в новинку.

— Полагаю, да, — отозвался Чарли. — Впрочем, у меня первый.

Мужик его возраста дождался, пока уйдёт медсестра, затем достал из кармана пиджака трехсотграммовку скотча.

— На, приятель, бахни. Успокаивает.

Обычно Чарли не пил скотч. Сегодня он сделал исключение.

— Спасибо, — сказал он и глотнул.

Насколько он помнил, скотч был на вкус, как противное лекарство. Но в данный момент, он действительно был лекарством^[140].

К тому моменту, когда за ним пришли, доза давно уже выветрилась. Он вышел купить сигарет, потому что у него кончились, а так же пообедать и поужинать в убогом больничном кафетерии. Если он был показательным, то все шутки, что шутили о больничной еде, были не просто правдой, а преуменьшением.

Ребенок под номером "шесть" у благодетеля Чарли оказался девочкой, что сделало счёт равным — 3:3. Ребенок под номером один у нервного подростка оказался мальчиком. Нервный паренек издал нечто очень похожее на "крик повстанца", впервые прозвучавший со времён Аппоматтокса^[141]. Вошёл ещё один будущий отец и уставился в бледно-зеленую стену вместе с Чарли.

Примерно в районе полуночи вошёл усталый доктор с медицинской маской вокруг шеи и произнёс:

— Мистер Салливан?

— Это я! — Чарли подскочил на ноги.

— Поздравляю, мистер Салливан. У вас милая здоровая дочка. Она двадцать с половиной дюймов ростом и весит семь фунтов и девять унций^[142]. Ваша супруга также в порядке. Она измотана, но это ожидаемо.

— Девочка, — мечтательно проговорил Чарли. — Назовём её Сара.

— Да, именно так и сказала ваша жена. — Доктор кивнул.

— Я могу их увидеть? — спросил Чарли.

— Я в том числе и за этим. Следуйте за мной.

Доктор приоткрыл дверь, чтобы Чарли прошёл. Они прошли по коридору в комнату, на двери которой по трафарету аккуратно было выведено: "МАТЕРИ И НОВОРОЖДЕННЫЕ". Доктор открыл и эту дверь.

Чарли вошёл. Эсфирь лежала на больничной койке, одну часть которой — верхнюю или нижнюю — можно было приподнять. Верхняя часть была поднята наполовину. В левой руке она держала завёрнутую в одеяло малышку и кормила её грудью.

— Как ты, детка? — спросил Чарли, стараясь говорить не слишком нервно.

Она выглядела так, словно пробежала восемь километров и провела несколько раундов против Макса Шмелинга^[143]. Пот спутал её волосы. Она была бледной, словно творог, не считая чёрных кругов под глазами, от которых можно было решить, что ей навесили фингалы.

Малышка, насколько мог разглядеть Чарли, также не выглядела бодрой. У Сары была розово-фиолетовая кожа, сморщенное лицо и голова забавной формы. Венчала голову корона из волос, правда скромная.

— Как будто меня грузовик переехал, вот как, — ответила Эсфирь. — И такая голодная, что лошадь съем. Пока у меня были схватки, мне ничего, кроме воды не давали, а потом вообще ничего. Сказали, если в желудке что-нибудь будет, меня вырвет.

Словно по вызову, вошла медсестра с подносом в руках. Ростбиф выглядел таким жёстким, будто его отрезали от автомобильной покрышки.

— Вот, вам, милочка, — произнесла медсестра с такой гордостью, словно принесла нечто поистине хорошее.

— Спасибо, — сказала Эсфирь, затем добавила: — Чарли, не подержишь ребёнка, пока я ем?

— Наверное, — осторожно произнёс он.

Медсестра помогла ему, показав, как нужно поддерживать головку ребёнка. Эсфирь набросилась на пережаренный ростбиф и разваренные в однородную массу овощи подобно льву, раздирающему зебру. Всё исчезло без следа. Сара дёрнула ножкой, повернулась, сморщила гримаску и начала плакать.

— Я её заберу, — сказала Эсфирь.

Чарли поспешно вернул ребёнка. Он знал, что научится держать её, но пока не привык. Жена продолжила:

— Знаешь, что? Это был самый лучший паршивый ужин, что я когда-либо ела.

— У нашего диетического сектора хорошая репутация. — Медсестра, кажется, оскорбилась.

Эсфирь рассмеялась.

— В таком случае, да поможет Бог тем, с кем их сравнивают. Но мне плевать. Сколько я здесь пробуду?

— Обычно неделю или около того, если нет осложнений после родов, — ответила медсестра.