Джокер

Процесс завершился. Правда, речь шла покамест только о Саммерсе и Монро, но Мэри не видела необходимости оставаться на Бельтайне в ожидании суда над мелкими сошками. Сразу после вынесения приговора (виселица для Монро, рудники для Саммерса — этому последнему, в отличие от бывшего принципала, позволили писать апелляции) она официально вышла в отставку. Больше ее на планете не задерживало ничего, кроме, пожалуй, дня рождения. И Шон, и Морган, и Лорена, и бабушка с матерью Агнессой в один голос заявили, что обидятся, если она улетит до праздника. Сама Мэри в упор не видела, что тут праздновать, и, возможно, сумела бы уговорить бабушку и аббатису, но друзья и примкнувший к ним Никита Корсаков были неумолимы. Своеобразным «подарком» для нее стало то, что вслед за ней в отставку подал весь ее экипаж. Обсуждать что-либо они категорически отказались. «Мы не будем летать с другим командиром!» — бесстрастно заявила Элис Донахью. Остальные просто молча кивнули, а она, уже отставница, не могла им приказать не ломать свою жизнь. Чтоб их черти взяли!

И вот он настал, ее тридцать третий день рождения. Вечером предполагалась грандиозная попойка в «Крыле сапсана». Грег, бармен, снова вернувшийся за стойку после доставки оружия к госпиталю, обещал, что все будет на высшем уровне. Убрать перегородки, добавив площадь отдельных кабинок к общему залу? Ерунда! Хопкинс, Эшби и тетушка Абигайль были извещены заранее. Федор Одинцов клятвенно обещал порастрясти запасы дедовского самогона, из поместья Рафферти прислали два трехгаллонных бочонка виски. Мэри по-прежнему появлялась в городе только в сопровождении изрядно утомивших ее телохранителей, но в целом отношение к ней на Бельтайне заметно изменилось к лучшему.

Накануне торжества состоялось очередное заседание Совета, посвященное на сей раз выборам нового принципала. Морган решительно взял самоотвод, то же сделала и мать Агнесса. Мнения присутствующих разделились, никто не мог предложить ничего путного. Наконец Мэри, которой все это ужасно надоело, буркнула в пространство, ни к кому специально не обращаясь:

— Шон О’Брайен! — и дело пошло веселее. Шон испугался впервые на ее памяти. Морган одобрительно крякнул и вопросил небеса, как же он сам до этого не додумался. Матушка Агнесса, не тратя даром времени, благословила Шона, отчего тот совсем позеленел, а Марк Фортескью заинтересованно осведомился, почему, собственно, майор Гамильтон предложила кандидатуру именно мистера О’Брайена. Нет, полковник Фортескью не возражает, напротив, но хотелось бы услышать соображения мисс Мэри…

— Да какие, к дьяволу, соображения! — фыркнула она. — Вы сами подумайте: сам по себе Шон к Линиям не принадлежит. Но женат на линейной, и счастливо женат: двое детей уже имеется, третий в перспективе. Это автоматически делает его избрание вполне легитимным с точки зрения любого жителя Бельтайна. Заткнись, Шон! Большой опыт работы в полиции. К власти сроду не рвался, это вам не Монро. Заткнись, кому сказано! Не беспокойся, консультанты у тебя будут такие, что себе бы взяла, да не пойдут. Порядок он наведет на планете быстро, но без свойственных, скажем, полковнику Моргану перегибов. Что, не так?

Полчаса спустя принципал Совета Бельтайна Шон О’Брайен принял присягу.

А денек выдался хоть куда. Ясный, солнечный, и даже ветер с Маклира был неожиданно теплым. С утра Мэри отправилась купаться. Она помнила щемящую тоску, которая охватила ее перед отлетом с Бельтайна в рейд до Зоны Тэта, когда никто не мог сказать, удастся ли ей еще когда-нибудь поплавать в океане. Погружение к разрушенному подводному комплексу не в счет, это была работа. И теперь она, нимало не смущаясь сопровождающих ее десантников, изо всех сил старающихся не глазеть, сбросила одежду и поплыла. Она пообещала Терехову не нырять, и действительно не ныряла, предпочитая просто покачиваться на тяжелых, неторопливых волнах. Как же хорошо! Еще бы Келли был рядом… Разом помрачнев, она выбралась из воды, наскоро обтерлась, и поехала на кладбище.

Телохранители остались у ворот (периметр все равно был перекрыт, свои планы на день майор Гамильтон изложила заранее), и она уселась прямо на траву, глядя на скромную вейвитовую плиту. Келли, Келли, почему ты, почему не я?! Это я должна была погибнуть, как же я теперь буду жить, зная, что не смогла защитить своего лучшего друга?! Знаешь, я отомстила… Конечно, ты знаешь, ты все видишь оттуда… Кел-лииии!

Одинцов дернулся было, но Терехов придержал его за плечо. Пусть. Пусть плачет. Теперь она может плакать. Не мешай.

А вот визит к кенотафу матери вышел коротким и сухим. Я все сделала, мама. Все, что могла — как ты когда-то. И завтра я улечу с Бельтайна и вряд ли вернусь. Как и ты. О чем тут говорить? Прощай.