Джокер старого сыскаря

Где я теперь?
Никто не знает, где я теперь.
День без потерь…
Никто не знает, где я теперь.
Зелёный фонарь
За мутным стеклом,
Студёный февраль
За белым столом.
Никто не знает, где я теперь!
О, свобода! Ты есть только тогда, когда
Никто,
Никто не знает, где я теперь.
Двадцать четыре года –
Я есть только тогда, когда
Никто,
Никто не знает, где я теперь…

Да, это одна из любимых песен родителей. Им очень нравилось петь и слушать Умкины песни. Когда выпадала свободная минута, отец брал гитару, садился на свой пуфик и уверенно, твёрдо, громко пристукивая в такт носком правой ноги, начинал, а мама под энергичные выбросы своих полусогнутых рук подпевала ему, стоя напротив или сидя на полу в позе «лотоса». Хотя Глеб предпочитал Кинчева или Цоя, не говоря о Шевчуке, своём кумире, он с удовольствием слушал эти импровизированные концерты, неизменно бросая родителям напоследок с игривой снисходительностью: «Хиппаны вы и есть хиппаны!»

Подожди, подожди… Почему эта песня всплыла в сознании именно сейчас, в совсем не подходящий для песен момент? Как там?.. «Я есть только тогда, когда никто не знает, где я теперь…» Никто не знает, где вы теперь! Никто! Глеб с силой ударил кулаком в оконный переплёт и прильнул лбом к холодному стеклу.

Шведов молча наблюдал за парнем, не мешая ему перемалывать горе. Чем он мог помочь, да и вообще мог ли? В таких случаях надо полагаться только на Господа Бога, уповать только на Его помощь и милость. Но Глеб не готов пока к этому. А торопить его не надо. Ни в коем случае! Шведов это знал по собственному опыту, по опыту продвижения к Богу его пропавшего друга. Он хорошо помнил, как Павел сказал ему однажды: «Ты знаешь, Серж, когда я поверил в Бога? Когда в Нём я увидел свой Идеал. Когда я понял, что безотчётно, но именно к Нему стремились мы с тобой всю жизнь. Именно к Нему! Не так, как надо было, наверное, не по-людски, через околесицу, но к Нему…» Так что, Бог даст, придёт время и Глеба. Лишь бы он не отчаялся, не потерял веру в людей, веру в добро и справедливость.

– Знаешь, о чём я сейчас думаю, старик?

Глеб повернулся к окну спиной, скрестил на груди руки, как всегда делал, вступая в разговор, и нехотя посмотрел на Шведова.

– Ты кто у нас теперь по образованию?

– Инженер-строитель. А что?

– Работать собираешься?

– А как жить, Сергей Михайлович? Мне теперь надеяться не на кого.

Шведов не стал убеждать Глеба в обратном, хотя ему очень не по душе была сквозившая в словах парня безысходность. Выбивая кончиками пальцев по крышке стола какой-то нечаянно всплывший из глубины ритм, Шведов спросил:

– Куда будешь устраиваться?

– Пока не определился. В два места звонил, там практики нужны. А я кто? Вчерашний студент. Кому я нужен?

– Ты Сосновку знаешь?

– Конечно. Мы же с Танюхой прошлым летом были в «Крутогоре» на маршруте выходного дня.

– Ах да. Я и забыл совсем. Так вот, там вполне прилично можно устроиться. Оригинальная застройка жилого массива – это же интересно!

– Интересно-то оно, конечно, интересно…

– Вот туда и поезжай. – Не дав Глебу вновь усомниться в своей востребованности, Шведов сразу перевёл разговор в деловую плоскость: – Генподряд на застройку Сосновки в руках моего хорошего знакомого – Василия Гавриловича Подрядова. Года три назад я делал в газету репортаж о нём и его фирме. Замечательный человек! Очень порядочный, отзывчивый, глубоко верующий. А настоятель тамошней церкви – друг хипповской юности твоего отца, а значит, и твой друг. Так что, старик, мир не без добрых людей. Решай!

– А что решать, Сергей Михайлович? Спасибо вам. – Глаза Глеба вспыхнули живинкой. – Только надо рассчитаться с Прыщом, папиным подручным. Он мне клёвую гитару подарил. Сказал, что это от него по случаю защиты диплома.

Глеб сбегал в свою комнату, и в руках Шведова оказался инструмент, которому позавидовали бы многие рокеры. Это была настоящая «Carvin» с хамбекером и синглом[60]. Оригинальный, но очень удобный крой инкрустированного корпуса, кленовый гриф с накладкой из чёрного дерева, перламутр…

– Да, старик, игрушка что надо! – восхищенно прищёлкнул языком Шведов.

– Вот я и не смог отказаться, Сергей Михайлович. Мне давно хотелось настоящую гитару. Папина – ведь это уже не то.

– Ещё бы! Никакого сравнения, это факт, старик. Но и цена у неё – будь здоров. Тысяч тридцать, не меньше. Такие подарки чужие люди за спасибо не делают. Этот самый Прыщ обязательно обратится к тебе с какой-нибудь просьбой. По-дружески, так сказать. Ты теперь держи ухо востро, старик. Дружба дружбой, а…