Джон Кеннеди

Кеннеди хотел совсем не этого, и в дальнейшем посвятил много времени, чтобы восстановить отношения. Сенатор Кефаувер был в беде, и использовалась любая возможность, чтобы подчеркнуть, что администрация «не против бизнеса». Упадок на фондовом рынке, который произошел месяц спустя после кризиса в сталелитейной промышленности, не облегчил задачу — было соблазнительно обвинить в этом президента: но к осени Кеннеди удалось вернуть себе большую часть утраченного было доверия. Продемонстрировав свою власть и определенность в формировании экономической политики, он почувствовал, что вновь волен показывать свою решимость работать в партнерстве с бизнесменами. 7 июня 1962 года он объявил о своих планах по существенному снижению налогов[161].Он правильно рассчитал, что почти каждый с одобрением встретит его предложение. Это должно было уничтожить неприятный осадок, который остался после сталелитейного кризиса и обвала на рынке. Затем он изложил свою зрелую концепцию управления экономикой в одной из своих наиболее заметных речей — обращении по случаю получения почетной степени Йельского университета 11 июня. Он начал с приятной шутки («Теперь я могу сказать, что преуспел в обеих областях — получил как образование в Гарварде, так и степень в Йеле»)[162], но эта речь стала известна своей твердой убежденностью в том, что старым мифам и предрассудкам больше не следует позволять переключать внимание с технической на идеологическую природу большинства экономических проблем, с которыми сталкивается современное правительство: «Неблагоприятная сторона дела заключается в том, что наша риторика отстает от социальных и экономических изменений. Наши политические дебаты, наши публичные выступления по текущим внутренним и экономическим вопросам очень часто или вообще не связаны с актуальными проблемами, с которыми столкнулись Соединенные Штаты»[163]. Миф о том, что он хотел нарушить систему, был верой в то, что федеральный бюджет всегда должен быть по возможности сбалансирован: чтобы снизить налоги, что он предлагал сделать, пришлось бы ввергнуть бюджет в дефицит, и многие из его советников считали, что было бы неплохо, если бы дефицит был неизменен.

Во многих отношениях задача, стоящая перед ним, была проще, чем он полагал. Федеральный бюджет испытывал дефицит почти все время с 1929 года, и хотя конгресс, младшие члены торговой Палаты и «Уолл-Стрит Джорнэл» все еще обращались к устаревшим аргументам («Джорнэл» напечатал сильную статью на эту тему в тот же день, когда Кеннеди посетил Йель), никто уже не верил в это всерьез. Как заметил историк-экономист Герберт Штейн, дефициты в результате Депрессии и второй мировой войны не причинили никакого вреда: «Молния никого не задела. Страна «не обанкротилась», что бы там ни говорили»[164]. И всем нравилась идея снижения налогов. Но так как ни Кеннеди, ни кто-либо другой не знал, как слаба стала идеология сбалансированного бюджета, это придало ему смелости привести бюджет к дефициту, что обычно требовало умения и терпения, чтобы провести предложение через конгресс. Это был характерный для Кеннеди успех (хотя, как и во многих случаях, именно Линдон Джонсон в итоге сохранил систему в феврале 1964 год); но, оглянувшись назад спустя тридцать лет, мы видим, что получен не совсем тот результат, который намечался. Он сам немного стал мифом.

Никто не сомневается, что снижение налогов было необходимо. Налоги во время второй мировой и Корейской войн все еще приносят свою пользу, так как они не использовались нигде, кроме как при формировании бюджетных издержек и оплаты национального долга, который мог еще подождать, так как в своей речи в Йельском университете Кеннеди отметил, что они выросли всего на 8 % с 1945 года, в то время как долг частного сектора — на 305 %, а государственный долг и долг правительств штатов — на 378 %.