– Вы уверены? Твердо уверены? – продолжал доктор тем же умиротворяющим тоном. – Ну, не стану скрывать, что ваше появление меня встревожило. Вы были сам не свой. Разумеется, это следствие переутомления. Возможно, если бы я…
– Простите, доктор Грейстил, но, как я только что объяснил, моя жена
– Очень хорошо. Ради бога, успокойтесь. Наш приход вас излишне взволновал. Сейчас мы уйдем, а завтра навестим снова. Однако, прежде чем покинуть вас, должен сказать, что сегодня утром губернатор прислал ко мне делегацию. Он почтительно просит вас на некоторое время воздержаться от колдовства…
– Не колдовать? – Стрендж дико расхохотался – холодным, злым, безрадостным смехом. – Вы просите меня остановиться? Невозможно! Для чего же Бог создал меня волшебником?
Он повернулся к чаше и вновь принялся рисовать таинственные знаки.
– Ну тогда хотя бы избавьте квартал от этой неестественной ночи. Ради меня. Ради нашей дружбы. Ради Флоры.
Рука Стренджа застыла, так и не закончив жеста.
– О чем вы? Какая неестественная ночь? Что в ней неестественного?
– Ради бога, Стрендж! Сейчас же уже почти полдень!
Стрендж на секунду замолчал. Посмотрел в черное окно, оглядел освещенную комнату, перевел взгляд на доктора Грейстила.
– Не имел ни малейшего понятия, – пораженно прошептал он. – Поверьте! Это не я!
– Кто же в таком случае?
Стрендж не ответил; он невидящим взглядом смотрел прямо перед собой.
Доктор Грейстил опасался, что дальнейшие расспросы относительно происхождения тьмы лишь разозлят волшебника, и спросил просто:
– Вы можете вернуть свет?
– Не… не знаю. – В ответе Стренджа прозвучала искренняя растерянность.
Доктор Грейстил пообещал зайти на следующий день, а в качестве лучшего лекарства порекомендовал крепкий здоровый сон.
Стрендж не слушал, однако, когда доктор повернулся к двери, схватил его за руку и прошептал:
– Можно один вопрос?
Доктор молча кивнул.
– Вы не боитесь, что она погаснет?
– Что погаснет? – не понял Грейстил.
– Свеча. – Стрендж показал на лоб гостя. – Свеча у вас в голове.
Тьма за окном с каждой минутой становилась все более угрожающей. Доктор и слуга молча пробирались по ночным улицам. Наконец, дойдя до западного конца площади Сан-Марко, оба вздохнули с облегчением: здесь начиналась обычная жизнь, полная дневного света и движения.
Доктор заговорил первым:
– Я решил не сообщать губернатору о состоянии его рассудка. Бог знает, что сделают австрияки. Пошлют солдат его арестовать или придумают еще что-нибудь похуже. Просто скажу, что сейчас он не может упразднить ночь, однако вовсе не собирается причинять городу зло – в этом я полностью уверен и рассчитываю в самом скором времени на него повлиять.
На следующее утро, когда взошло солнце, приход Санта-Мария-Дзобениго по-прежнему лежал во мраке. В половине девятого Фрэнк отправился за молоком и рыбой. Хорошенькая черноглазая крестьянка, торговавшая молоком с барки на канале Сан-Лоренцо, уже знала его и не скупилась ни на улыбки, ни на разговоры. Наполнив молоком кувшин, она сразу поинтересовалась:
В рыбных рядах у Большого канала рыбак продал Фрэнку три кефали и едва не забыл взять деньги – настолько увлекся разговором с соседом. Обсуждали животрепещущую тему: из-за чего английский волшебник сошел с ума – из-за того, что англичанин, или из-за того, что волшебник?
На обратном пути Фрэнк увидел двух бледных монахинь, которые старательно терли мраморные ступени церкви. Те дружелюбно пожелали ему доброго утра и не преминули добавить, что собираются молиться за бедного сумасшедшего английского волшебника. Возле самого дома из-под сиденья гондолы вылез огромный белый кот, выпрыгнул на набережную и выразительно глянул на Фрэнка. Тот ждал, когда кот скажет что-нибудь про Джонатана Стренджа, но кот промолчал.
– Как такое могло произойти? – недоумевал, садясь в кровати, доктор Грейстил. – Неужели Стрендж выходил из дома и с кем-нибудь разговаривал?
Фрэнк не знал. Он снова отправился на улицу в надежде навести справки. Выяснилось, что сам волшебник не покидал своей комнатенки на верхнем этаже дома возле площади Санта-Мария-Дзобениго, однако вчера, примерно в пять вечера, лорд Байрон (а надо заметить, он единственный рассматривал Вечную Ночь как своего рода развлечение) нанес ему визит. Волшебник колдовал и болтал о свечах, ананасах, длящихся веками танцах и дремучих лесах, которыми заросли улицы Венеции. Вернувшись домой, Байрон поделился новостью с любовницей, квартирным хозяином и слугой. Все трое оказались людьми общительными, склонными проводить время в больших компаниях, и уже к утру круг посвященных стремительно расширился.
– О, разумеется! Лорд Байрон! Совсем забыл! – воскликнул доктор Грейстил. – Надо предупредить его, чтобы поменьше болтал.
– Боюсь, уже поздно, – резонно заметил Фрэнк.