Джонни Бахман возвращается домой

Вдруг раздался громкий хохот: это танкисты увидели мальчугана и рассмеялись. Смеялись все, даже раненый, лежавший на земле. Один из солдат крикнул Джонни что-то подбадривающее.

Мало-помалу Джонни начал понимать: минута освобождения наступила, а он ее даже не заметил.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ ПОСЛЕДНИЙ КИЛОМЕТР

59

«Домой!»

Ожидание у бункера.

Женщина, которая показалась Джонни знакомой.

С каждой минутой все больше людей торопилось выйти из бункера. Советский офицер в темной кожанке и два солдата с автоматами продолжали стоять у входа, казалось, безучастно смотря на черную прямоугольную дыру ворот и наблюдая за вереницей мирных жителей.

Женщины и дети, подростки и старики с серыми, истощенными лицами выходили на дневной свет. Они щурились, вздрагивали, замечая стоявший рядом танк. Спокойным движением руки офицер, который давно убрал свой пистолет в кобуру, показывал им на площадь. Люди не всегда сразу понимали этот жест.

— Домой! — говорил офицер и улыбался, хотя и не очень ласково, но все же улыбался.

Домой? Что такое домой? Может быть, нах хаузе? Ах, так это и значит, домой! Нам разрешили идти домой!

Данке, филен данк!

Люди расходились по домам. Но некоторые из них оставались немного постоять и растерянно смотрели на советских солдат, как будто только теперь начиная осознавать, что они живы. Но в то же время их терзало и нескрываемое любопытство.

Однако не каждому, кто выходил из бункера, было разрешено уходить домой, как вскоре установил Джонни. Русские задерживали всех, кто носил военную форму. Мальчик смотрел и удивлялся, как много военных, полицейских и эсэсовцев нашли убежище в бункере. Видимо, все они имели какое-то отношение к гарнизону крепости, как, например, зенитчики, чьи пушки смотрели в разных направлениях.

Пленные молча повиновались. Можно было подумать, что они уже раньше представляли себе, что именно должно с ними случиться. Лишь у некоторых из них на лице появлялось презрительное выражение.

Джонни все время смотрел на вход в бункер и ждал, когда из него появится Франц. Он устроился недалеко от группы советских солдат, которые уселись на краю огромной воронки от снаряда на сырую, еще пахнувшую дымом, порохом землю. Обмундирование у них было покрыто толстым слоем пыли. Все они держали самокрутки в своих коричневых, натруженных руках и медленно курили, делая глубокие затяжки, а потом не спеша выпускали дым через рот или нос. Некоторые расправлялись со своим сухим пайком, который они доставали из парусиновых вещмешков. Джонни иногда казалось, что все они давно не спали и могут заснуть прямо за едой.

Тем временем люди прямо-таки сплошным потоком текли из бункера. В бункере прошел слух о том, что русские никого и пальцем не трогают. Старый мужчина с морщинистым лицом, опиравшийся на деревянные костыли, попросил покурить. Солдат протянул ему самокрутку.

С грузовика, стоявшего рядом, подали помятую алюминиевую кружку, которая переходила из рук в руки. Каждый, кто пил из нее, будь то мужчина или женщина, солдат или офицер, казалось, напивались так, как будто в последующие дни им уже не дадут ни капли воды. Недалеко от машины стояла бедно одетая женщина с детской коляской, в которой пищал маленький ребенок, а мальчик и девочка в изорванных ботинках и заплатанной одежде выжидающе держались около коляски. Увидев их, из башни танка высунулся молодой солдат и протянул женщине хлеб и банку консервов.

— Да, это же так много! — удивленно воскликнул мальчик и показал рукой на танкиста с плоским, коричневым лицом и слегка раскосыми глазами. — Посмотри-ка, — толкнул он свою сестру, — с русскими и монголы есть!

— Да угомонись ты, наконец!.. — Мать дала сыну подзатрещину и кивком головы поблагодарила танкиста.

Тот, видимо, ничего не понял, он лишь улыбнулся во весь рот и сразу же исчез в люке башни, но через секунду снова показался с банкой консервов, которую он тоже отдал женщине.

— Спасибо, господин офицер! — по-немецки поблагодарила женщина.

По соседней улице, асфальтовое покрытие которой было изуродовано обгорелыми выбоинами, проходила длинная колонна самоходок. Широкие цепи гусениц гремели и бряцали. На броне самоходок сидели пехотинцы. Все они были в касках, а накинутые на плечи плащ-палатки развевались на ветру. Оставляя позади себя голубоватый шлейф выхлопных газов, проехал, несколько растянувшись, целый батальон. Сидевшие на броне солдаты казались бодрыми и отдохнувшими. Сбоку от дороги прошли связисты с большими катушками провода за спиной и полевыми телефонами в руках. Они тяжело ступали по земле и неспешно прокладывали тонкий провод.

Выпросив у солдат кусок черного хлеба, Джонни жадно проглотил его, а затем запил из фляжки сладким чаем. Он уже чувствовал себя в полной безопасности, как и в те дни, когда жил в советском медсанбате.

Как только Джонни узнал, что больший из бункеров имеет еще один выход, по всей вероятности с другой стороны, он распрощался с доброжелательными солдатами.