Джонни Тремейн

— Нет, нет, исключено. Может быть, господин судья будет столь любезен и взглянет на этот вот договор — бывший хозяин мальчика мистер Лепэм любезно предоставил его мистеру Лайту. В договоре мальчик значится как Джонни Тремейн, и никаких Лайтов. Надо полагать, что за спиной у мальчишки стоит кое-кто постарше, подстрекая его на этот гнусный, подлый трюк; впрочем, мистер Лайт заинтересован лишь в том, чтобы получить обратно свою собственность, а вникать в это дело он лично не намерен. Он ни на одну минуту не допускает, чтобы Лепэмы принимали какое-либо участие в задуманном шантаже, — нет, это скромная, честная, благочестивая семья. Что же касается самого факта кражи — а в настоящий момент его волнует только этот факт, — то тут, надо полагать, всё «ясно, как божий день». Он хотел бы просить смертной казни. Уж очень много воровства развелось в Бостоне. Неимущие подмастерья совсем отбились от рук. Что-то слишком долго пустует наша виселица.

— Это уж как суд решит, — кисло произнёс мистер Дана.

Он набил себе ноздрю табаком, мистер Лайт тоже. Они чихнули одновременно.

Мистер Куинси заставил Джонни рассказать все обстоятельства дела. Мальчик говорил уверенно — ведь Рэб привёл Циллу. Он впервые выступал публично, все слушали, боясь проронить слово, и он чувствовал, что ему верят. Он говорил всё лучше и лучше. Он рассказал, как мать дала ему чашку, и то немногое, что она при этом ему поведала. Она не велела ему разлучаться с этой чашкой никогда, а к Лайтам обратиться лишь в том случае, если все иные пути окажутся закрыты. Легко и просто рассказал он о беде, с ним приключившейся, о поисках работы об отчаянии — и аресте. Когда он кончил, в зале раздался сочувственный гул.

— Джонни, — спросил мистер Куинси, — не нарушили ли вы когда-нибудь завета вашей матушки — никому не показывать чашку?

— Один раз нарушил. Это было второго июля сего года. То ли я забыл, что говорила мама, то ли решил не послушаться, но я рассказал дочери моего хозяина, Присцилле Лепэм, как (со слов моей матери) меня зовут на самом деле и про чашку. Ей захотелось посмотреть на неё. Это было на рассвете — то есть уже третьего июля. В среду.

Вызвали Циллу. Джонни всегда считал её застенчивой, но тут она стояла прямо перед судьёй и отвечала своим тихим и отчётливым голосом. Он почувствовал гордость за неё. А он-то думал о ней как о худенькой дурнушке! Сейчас она ему казалась просто-напросто красавицей.

Как только она кончила говорить, в зале суда поднялось волнение большее, чем то, которое было вызвано появлением мистера Лайта или даже его великолепной дочери. Исанна, с кудряшками в диком беспорядке, ворвалась в зал суда, и казалось, что она, как мышка, не бежит, а катится. Без всякой присяги, минуя все формальности, она бросилась к господину судье и вновь пересказала всё, что только перед ней рассказывала Цилла. Джонни прекрасно знал, что Исанна спала крепким сном, когда он рассказывал Цилле о чашке. Она была уже в постельке, когда он показывал чашку её старшей сестре. Его поразила яркость её беспорядочного рассказа и растрогало, что она приписала ему всевозможные добродетели. А всё ведь сочинила!

Тщетно произносил мистер Дана своё «так, так, что же дальше» и «я не могу принять это за показания», тщетно пыталась Цилла утихомирить её. Она была прелестна, казалась существом из другого мира, и ей дали договорить до конца.

— О боже! — сказал господин судья сморкаясь. — Сколько же тебе лет?

— Восемь, сэр, девятый.

— Ну ладно, будь умницей, видишь, у меня в кармане оказался кусочек лакрицы для тебя — садись и жуй себе тихонько. Вот!

Почти тотчас он закрыл дело. Никаких законных оснований считать, что обвиняемый украл чашку или что чашка, перевязанная красной ленточкой и незаконно присвоенная мистером Лайтом, является той самой чашкой, которую у него выкрали в августе этого года, не было. Все показания этому противоречили. Барышни Лепэм — мистер Дана позволит себе сослаться на положительную характеристику, данную семейству Лепэм самим мистером Лайтом, — вполне убедительно доказали, что, как ни странно, подмастерье в самом деле является обладателем серебряной чашки и что она, по всей видимости, является одной из шести чашек, заказанных мэром Козуэя в графстве Кент. Судья велел Джонни Тремейну взять чашку, перевязанную красной ленточкой. Это была его собственность. Он может при желании предъявить иск мистеру Лайту, но судья бы не советовал — слишком влиятельная фигура мистер Лайт.

Джонни схватил чашку. В следующую минуту вместе с мистером Куинси, Рэбом и Циллой он стоял на залитой солнцем улице, напротив здания суда. Все четверо были так счастливы, что могли лишь смеяться. Адвокат пригласил всю компанию в трактир перекусить и выпить за здоровье Джонни из его чашки. Но куда делась Исанна?

Она стояла рядом с мисс Лайт, крохотная её ручки покоилась в руке, облачённой в перчатку, а сама она обожающим взглядом заглядывала ей в лицо.

Цилла сердито окликнула её. Мисс Лайт легко занесла ногу на высокую приступку коляски.