Летом 1934 года Гершвин смог провести в Южной Каролине значительно больший отрезок времени. Тогда он вместе со своим двоюродным братом Генри Боткином, писавшим картины на негритянские сюжеты, сел в поезд, идущий на юг, в то время как багаж и все необходимое для живописи было заранее отправлено на машине. Они поселились на острове Фолли-Айленд, находящемся в десяти милях от Чарльстона, в щитовом летнем домике у самой кромки берега. Они жили, можно сказать, дикарями, с минимальными удобствами. В каждой комнате стояла старая железная кровать, небольшой таз для умывания и кое-какая полуразвалившаяся мебель. За питьевой водой нужно было ездить в Чарльстон. В комнате Гершвина имелось старенькое пианино. Там они прожили под палящим солнцем два месяца — июль и август. Джордж писал своей матери: "Это место напоминает мне какой-нибудь древний потрепанный штормами островок в южно-океанских широтах. Две недели назад здесь случился страшный ураган, снесший несколько стоявших на берегу домов. Остров настолько дикий, что разрушенные жилища никто не собирается восстанавливать. Представь себе, что на всем острове нет ни одного телефона — ни общественного, ни частного. Ближайший телефонный аппарат находится в десяти милях отсюда… Вчера был первый по-настоящему жаркий день (в городе жара достигла, по-видимому, 95°[72]
). Тут же появились мухи, комары, москиты. Вокруг так много болот, что как только подует континентальный бриз, не остается ничего иного, как остервенело расчесывать покусанное тело". Гершвин ходил в одних грязных белых шортах, без рубашки и носков. Он решил не бриться и отпустил бороду. Вместе с Боткином они посещали многочисленные плантации, местные церкви и другие места, где жило и трудилось негритянское население, в поисках подходящего музыкального материала и живописной натуры.Дю-Боз Хейуард довольно живо описал впечатление, произведенное на Гершвина знакомством с жизнью местного населения:
Остров Джеймс-Айленд, с его довольно многочисленным населением, состоящим в основном из живущих первозданной жизнью негров Гулла, находится по соседству с Фолли-Айленд. Он стал для нас чем-то вроде лаборатории по проверке наших теорий, а также неиссякаемым источником местного фольклора. Слушая с Джорджем спиричуэлс и наблюдая каждодневную жизнь негров, я сделал интересное открытие — для него пребывание здесь стало не столько исследованием, сколько, так сказать, возвращением в родные края. Та часть его существа, что произвела на свет "Рапсодию в голубых тонах", к тому же в самом современном городе Соединенных Штатов, нашла родственную душу в музыке и групповых ритмах крестьянина-негра американского Юга.
Негры гордятся своим, как они говорят, "музыкальным криком". Он проходит под прихотливый ритмический аккомпанемент, выбиваемый руками и ногами. Это и есть спиричуэлс, и он, несомненно, африканского происхождения. Мне никогда не забыть, как однажды ночью на одном из отдаленных островов Джордж в компании группы негров "кричал" их спиричуэлс. В конце концов, к их изумлению и восторгу, он вышел победителем, "перекричав" лучшего местного "крикуна". Думаю, что он единственный белый человек во всей Америке, которому удалось добиться этого[73]
.В другой раз, вечером, мы подошли к заброшенной хижине, служившей местом религиозных песнопений для коренных негров, и только собрались войти в нее, как Джордж остановил меня, схватив за руку. Песня, которую я часто слышал раньше и к которой успел привыкнуть, буквально поразила Гершвина. Теперь, слушая ее вместе с Джорджем, я вдруг понял, что могло произвести на него такое сильное впечатление. Человек десять одновременно громко и ритмично выкрикивали — пели молитву. Самое интересное, несмотря на то, что каждый из поющих вступал отдельно от остальных и со своей музыкальной темой, все голоса сливались в единое гармоническое и ритмическое целое, и хотя невозможно было разобрать ни одного слова в этом четко очерченном, акцентированном ритмическом рисунке, эффект такого исполнения поражал какой-то первобытной мощью. Под огромным впечатлением от услышанного Джордж написал шесть великолепных молитвенных песен, которые должны были исполняться как призывы к Богу перед лицом надвигающегося урагана.