Он никогда не упускал возможности послушать хорошую музыку, будь это в частных концертах, в домах богатых друзей или знаменитых музыкантов, в концертных залах, в оперном театре или в грамзаписи. "Надо было видеть, как он слушает музыку, — вспоминает Марша Давенпорт, наблюдавшая Гершвина во время концертов камерной музыки в доме своей матери, певицы Альмы Глюк, и отчима, скрипача Ефрема Цимбалиста. — Его несколько удлиненное, овальное лицо становилось неподвижным, как бы превращалось в мрамор". Она была также свидетелем того, как Гершвин впервые слушал оркестр, которым дирижировал Тосканини. "Это был уже не милый Джордж, завораживающий своими мелодиями друзей на одной из вечеринок, — пишет она. — Это был гений, постигающий душу другого гения. И это было страшно"[89]
.Гершвин обладал бесстрашием и упорством истинного гения, прокладывающего новые пути в музыке, пути, по которым за ним пойдут остальные. Его значение как первооткрывателя вряд ли можно переоценить. В книге "Творцы современного мира" (Makers of the Modem World) Луис Унтермейер рассматривает Гершвина как одного из четырех самых значительных композиторов, повлиявших на формирование новых тенденций в музыке прошедшего столетия (включая Вагнера, Дебюсси и Стравинского). Когда Джордж был еще начинающим сочинителем популярных песенок на Тин-Пэн-Элли, то по-настоящему образованные музыканты там были большой редкостью. Композиторов, подобных Джерому Керну или Виктору Херберту, обладавших солидной профессиональной подготовкой, в песенной индустрии было раз-два и обчелся. Однако даже Керн и Херберт не привнесли в популярную музыку столько изобретательности, воображения, смелого новаторства и богатства выразительных средств, какие мы находим у Гершвина. В эпоху, когда главной, если не исключительной, целью популярной музыки считалась развлекательность, Гершвин одним из первых стал относиться к песне как к произведению настоящего искусства. Более чем кому-либо другому ему принадлежит заслуга в том, что музыка таких композиторов младшего поколения, как Курт Вайль, Ричард Роджерс, Вернон Дюк, Харолд Арлен и Леонард Бернстайн, стала восприниматься широкой аудиторией и завоевала настоящую популярность.
Именно Гершвин убедил своим творчеством серьезных музыкантов во всем мире в художественной ценности музыкальных народных традиций Америки и в их плодотворности для классической музыки. Правда, в этом он был не первым. Еще до "Рапсодии в голубых тонах" Стравинский написал "Рэгтайм" для фортепиано, а Дариус Мийо "Сотворение мира" — балет в джазовом стиле. Еще раньше Дебюсси и Сати сделали первые попытки использовать рэгтайм. Но эти попытки не имели какого-либо серьезного влияния на музыкальную мысль нашего времени. Интеллигенция смотрела на эту музыку как на экзотическое блюдо, призванное возбудить аппетит у пресыщенных гурманов от музыки. Именно благодаря Гершвину различные стили, технические приемы и материал популярной музыки стали неотъемлемой частью серьезной музыки. "Рапсодия в голубых тонах" стала первой в последовавшем затем целом потоке произведений новой музыки: "Джонни наигрывает" Кшенека; "Новости дня" Хиндемита; "Расцвет и падение города Махагонни" и "Трехгрошовая опера" Курта Вайля; Соната в стиле блюз и два фортепианных концерта Равеля; "Рио Гранде" Константа Ламберта, Концерт для фортепиано с оркестром Аарона Коплэнда; "Хорал и фуга в джазовом стиле" и "Симфониетта в стиле свинг" и некоторые другие ранние произведения Мортона Гоулда.
И еще: Гершвин был одним из создателей музыкального искусства, которое уже не копировало язык европейских композиторов и могло родиться только на земле Америки. По сравнению с 20-ми годами в этом направлении произошел гигантский скачок вперед. Многие из наших талантливых композиторов пишут музыку, глубоко коренящуюся в американской психологии, историческом опыте и культуре. Именно поэтому американская музыка пользуется признанием и уважением во многих столицах мира. Сегодня мы все больше осознаем ту роль, которую сыграл в этом Джордж Гершвин.
Глава XXIV
ГЕРШВИН СЕГОДНЯ
История музыкального искусства знает немало композиторов, при жизни не нашедших признания и открытых лишь после смерти (например, Иоганн Себастьян Бах). Были такие, которых превозносили при жизни, но затем полностью забыли (Иоахим Рафф). Есть еще и третьи, получившие признание и почести, затем забытые и в конце концов открытые вновь (Малер и Карл Нильсен).