Джордж Гершвин: Путь к славе

После первого прослушивания "Рапсодии" реакция собравшихся была неоднозначной. Озгуд и Хьюз были в восторге. Хьюз даже сказал, что "это произведение открыло новую эру в американской музыке". Столь же сильное впечатление она произвела на Виктора Херберта, который посоветовал (и этим советом Гершвин воспользовался) предварить главную тему продолжительным восходящим пассажем, оканчивающимся ферматой, и, таким образом, сделать ее более эффектной. Реакция остальных была более сдержанной. Либлинг откровенно признался в том, что он "совершенно искренне не знает, понравилось ему или нет". А Санборн заявил: "Я не в восторге от тем и их разработки, но в ней есть и темперамент и энергия".

Но Уайтмен не унывал. Он был совершенно уверен в том, что "Рапсодия" будет иметь, как он выражался, "сногсшибательный успех", а его абсолютная убежденность в том, что это шедевр, не могла быть поколеблена прохладным отношением к ней двух почтенных музыковедов. После репетиции он пригласил некоторых из гостей на обед в "Таверну" — ресторан-бар недалеко от Пале-Рояля, где они могли бы обсудить некоторые детали предстоящего концерта. Либлинг и Санборн помогли ему составить список приглашенных, в который вошли музыкальные критики и известные музыканты.

Еще одна важная репетиция "Рапсодии" состоялась уже без оркестра. Известный пианист и педагог Эрнест Хатчесон устроил ее для избранного круга музыкантов, которые пришли послушать "Рапсодию" в исполнении самого автора. На этот раз все были единодушны в своем восторге.

Концерт джаз-оркестра Уайтмена состоялся в Эоловом зале 12 февраля 1924 года. А так как это был день рождения Авраама Линкольна, то концерт впоследствии часто называли "Манифестом об освобождении джаза"[27]. Концерт обошелся Уайтмену в 11 тысяч долларов. И хотя в зале не было ни одного свободного места и даже стоячие места были раскуплены, убытки составили 7 тысяч долларов. Несмотря на то что все расходы он оплачивал из своего собственного кармана, он не жалел средств для того, чтобы концерт прошел на самом высоком уровне. В оркестр, который тогда насчитывал 23 человека, он добавил еще девять музыкантов, и теперь в нем стало восемь скрипок, три саксофона, две трубы, два тромбона, две валторны, два контрабаса, два фортепиано, банджо и ударные. А так как большинство музыкантов могли играть на двух инструментах, то оркестр включал еще: кларнет Си-бемоль и бас-кларнет, четыре разновидности саксофона — сопрано Ми-бемоль, сопрано Си-бемоль, альт Ми-бемоль и баритон Ми-бемоль, флюгельгорн Ми-бе-моль, тубу, аккордеон, челесту, флейту, гобой и английский рожок, бас-сетгорн и октавион.

К концерту была напечатана на 12 страницах великолепно оформленная программка в прекрасной пурпурно-золотой обложке с аннотациями Гилберта Селдеса. Самые лучшие места в зале предназначались известным культурным, общественным деятелям и финансовым магнатам Нью-Йорка и его окрестностей. Среди всемирно известных музыкантов на концерте присутствовали Джон Филип Соуза, Вальтер Дамрош, Леопольд Годовский-старший, Яша Хейфец, Фриц Крейслер, Джон МакКормак, Сергей Рахманинов, Леопольд Стоковский, Мориц Розенталь, Миша Элман, Игорь Стравинский, Виктор Херберт, Эрнст Блох и Виллем Менгельберг. Здесь также были известные журналисты и писатели: Карл ван Вехтен, Гилберт Селдес, Димс Тейлор и Фанни Херст. Все они сидели сейчас вперемешку с писателями, плаггерами, звездами водевиля и музыкальной комедии, рядовыми поклонниками джаза и представляли собой самую многоязычную аудиторию, которую когда-либо видел Эоловый зал.

В день концерта Жюль Гланзер пригласил Гершвина, Уайтмена, Зеза Конфри и еще несколько человек к себе на обед. После обеда все вместе направились в концертный зал. Гершвин был спокоен и собран. Уайтмен же, напротив, страшно нервничал. Он не мог ничего есть, и по дороге в Эоловый зал все время твердил, что он болен и что вся надежда на его доктора, который придет за кулисы и сделает все, что нужно.

В своей книге "Джаз" Уайтмен вспоминает: