Громадный успех концерта в значительной мере определило исполнение в нем "Рапсодии в голубых тонах". "Рапсодия" превратила задуманный Уайтменом концерт из пустой безделицы в художественное событие первой величины. Сразу же после премьеры Карл ван Вехтен писал Гершвину: "Само собой разумеется, что весь концерт был сплошным фейерверком; но венцом всему стало ваше произведение, которое я вынужден признать самой серьезной попыткой, когда-либо предпринятой американским композитором".
Несмотря на то что премьера "Рапсодии" имела такой успех, Джордж был страшно удивлен, когда спустя три недели после концерта Макс Дрейфус сообщил ему, что собирается ее опубликовать. Джордж считал, что он написал вещь для концертного исполнения, ему и в голову не могло прийти, что она может заинтересовать издателей. Так же скептически отнесся к идее Дрейфуса и Айра. "Это великолепно! Но, по-моему, Макс спятил! Кто ее купит?" — воскликнул он. Потом Айра объяснил мне свою реакцию: "В то время я имел в виду, что она была очень трудна для исполнения, и во всей стране едва ли нашлась бы горстка музыкантов, которая смогла бы ее сыграть". Проданные сотни тысяч экземпляров нот "Рапсодии" доказывают, насколько неправы были Джордж и Айра.
Уайтмен дважды повторил свой всеамериканский концерт — сначала в Эоловом зале 7 марта 1924 года, а затем 21 апреля в Карнеги-холл (в фонд Американской Римской академии). Но остальной музыкальный мир, который не присутствовал ни на одном из этих концертов, впервые узнал о "Рапсодии в голубых тонах" по голубой этикетке, наклеенной на конверте с записью, которую Уайтмен со своим оркестром сделал для фирмы RCA-Victor. Пластинка разошлась миллионным тиражом. Но это было каплей в море по сравнению с тем, что она звучала буквально повсюду: со сцены, с экрана, с пластинок, по радио, в концертных залах, в балетных постановках. По своей популярности "Рапсодия" достигла уровня, которого до нее смогли достичь лишь несколько произведений серьезной музыки.
По числу исполнений в концертах она далеко обогнала все другие произведения современных ей авторов. Она вошла в репертуар всех ведущих американских симфонических оркестров и выдающихся дирижеров того времени. Впервые в Европе она прозвучала в исполнении Джона Ауэркса в зале "Кентавр" в Брюсселе в 1925 году. Ее первое исполнение во Франции состоялось в 1926 году на концерте знаменитого Национального Музыкального общества в Париже. "Рапсодия" в переложении для двух фортепиано прозвучала в исполнении Джузеппе Бенвенути и Леона Хартума. В ноябре 1932 года ее услышали на концерте Венского симфонического оркестра, а 17 февраля 1946 года она прозвучала в симфоническом концерте в Нюрнбергской опере.
"Рапсодия" исполнялась не только в своем оригинальном варианте для фортепиано и оркестра, но также и в различных переложениях: для фортепиано, для двух фортепиано, для двух фортепиано и оркестра, для восьми фортепиано, для аккордеона соло, для ансамбля аккордеонистов, для оркестра мандолин, для хора a cappella, для скрипки с оркестром. Существует даже запись, где ее исполняет ансамбль из шести саксофонов "Шесть Черных Братьев". Было сделано несколько танцевальных переложений "Рапсодии": для Греческого балета, гастроли которого проходили в Лондоне в 1926 году в театре "Отель Метрополь"; спустя два года для современного балета труппы Русского балета в Монте-Карло и для знаменитого чечеточника Джека Донахью.
Гершвин получил десять тысяч долларов за то, что вместе с оркестром Пола Уайтмена согласился в мае 1930 года исполнить "Рапсодию", принимая участие в шоу, которое в течение двух недель шло на сцене нью-йоркского театра Рокси. В этом же году "Рапсодия" прозвучала в киноревю "Король джаза" с Полом Уайтменом в главной роли; за эту работу было выплачено пятьдесят тысяч долларов — сумма неслыханная для музыкальной работы в кино. Название "Рапсодии" было присвоено экранизированному варианту биографии Гершвина, вышедшему в 1946 году.
Авторские гонорары от продажи нот, пластинок, а также дополнительные выплаты составили за десять лет более четверти миллиона долларов. "Рапсодия" не только сделала Гершвина богатым человеком, но и принесла ему мировую славу. Она подняла имя Пола Уайтмена на новую высоту, сделав его "королем джаза" в театре, на экране, в ночных клубах, на радио. Долгое время никак не могли решить, кто же кого "сделал": то ли своим успехом Гершвин обязан Уайтмену, то ли — наоборот. Дискуссия столь же бессмысленная и в сущности бесполезная, как и спор о том, что было раньше — яйцо или курица. Но элементарная порядочность и чувство справедливости заставляют признать, что каждый обязан своим успехом другому. Тем не менее, учитывая определенную линию развития музыкальных интересов Гершвина, бессмысленно утверждение о том, что не будь концерта Уайтмена, Гершвин никогда не написал бы своей "Рапсодии".