В санатории, естественно, знали, что Эрик Блэр сражался в милиции ПОУМ. Однако этот «компрометирующий факт», который только повышал авторитет в глазах тех, кто лечился в санатории, не был выдан республиканским властям, хотя среди обслуживавшего персонала, безусловно, были разного рода агенты. То, что в условиях террора против анархистов и ПОУМ рядом с Барселоной существовал санаторий этой организации, свидетельствовал о крайней неразберихе, происходившей не только в Каталонии, но и во всей стране.
Эйлин навещала мужа, но о том, что в Барселоне крайне неспокойно, что идет охота на анархистов и поумовцев, что в любой момент ее саму могут арестовать, не говорила Эрику, чтобы не волновать его. Оруэлл пребывал в тяжелой депрессии, понимая, что из-за ранения ему скоро придется покинуть Испанию. Одновременно он вынужден был признать, что в этой стране теперь абсолютно всё безумно его раздражало. «Я очень ослаб, лишился, казалось, навсегда, голоса, доктора говорили, что я буду годен к фронтовой службе не раньше чем через несколько месяцев, - вспоминал Оруэлл в «Памяти Каталонии». - Рано или поздно мне нужно было подумать о заработке; кроме того, не было особого смысла оставаться в Испании и есть местный хлеб, в котором так нуждались другие. Но основные поводы моего желания уехать были все же эгоистического порядка. Мне надоела страшная атмосфера политических подозрений и ненависти, осточертели улицы, переполненные вооруженными людьми, воздушные налеты, окопы, пулеметы, скрежет трамваев, чай без молока, пища, пропитанная оливковым маслом, табачный голод - одним словом, почти все, что неразрывно связалось для меня с Испанией».
Именно в санатории Оруэлл стал задумываться над тем, что ПОУМ, в милиции которой он служил, придерживается ошибочных социально-политических установок, что его прежний восторг по поводу всеобщего равенства в Барселоне можно отнести к поверхностным наблюдениям, что антикапиталистические мероприятия поумовцев и анархистов попросту разрушают налаженную человеческую жизнь и заводят общество в тупик457. Живший с Эриком в одной комнате в санатории активист ПОУМ Фернандес Хурадо, человек разговорчивый и экспансивный, невзлюбивший Блэра за то, что тот слишком кратко отвечал на задаваемые ему вопросы и не реагировал на политические тирады, только после того, как прочитал книгу Оруэлла «Памяти Каталонии», сумел оценить его молчание. Неразговорчивый сосед по палате молчал, потому что разобрался во всех проблемах испанской революции и войны458.
Когда Эрик возвратился из санатория в Барселону, оказалось, что ему, да и Эйлин, надо убираться из Испании не по «эгоистическим соображениям», а просто для того, чтобы остаться в живых. Введенная правительством цензура была уже к этому времени настолько эффективна, что Блэр даже не догадывался о барселонском терроре, как и о том, что партия ПОУМ, к которой он примкнул, подвергается суровым репрессиям и его самого в любой момент могут схватить как «троцкиста» и «контрреволюционера». Впрочем, он продолжал считать, что в Испании, наряду с гражданской войной, происходит революция. Эту позицию он сохранил и после отъезда из страны. Он писал в «Памяти Каталонии»:
«Если не считать маленьких революционных групп, существующих во всех странах, мир был полон решимости предотвратить революцию в Испании. В частности, Коммунистическая партия при поддержке Советской России делала все, чтобы предотвратить революцию. Коммунисты утверждали, что на этом этапе революция окажется губительной и что стремиться следует не к переходу власти в руки рабочих, а к буржуазной демократии. Нет необходимости уточнять, почему “либералы” в капиталистических странах заняли сходную позицию. Иностранные капиталовложения играли в испанской экономике очень важную роль».
Оруэлл стремился (но не мог) дать объективный анализ происходивших в Испании событий. Он руководствовался только своими наблюдениями, находясь при этом не в столице, а в каталонской Барселоне либо на передовой. Он занимал предвзятую позицию, которая со временем смягчилась, но от которой он полностью не избавился. Его симпатии были на стороне вполне определенных радикальных сил - анархистов и поумовцев. Ему чужды были позиции республиканцев и стоявшей на умеренных позициях Социалистической рабочей партии. Что же касается компартии, то писатель с полным основанием рассматривал ее как исполнителя воли Москвы. Обычно считавшаяся левой партией, испанская компартия волею судеб оказалась в ходе гражданской войны на правом фланге республиканцев. В испанской гражданской войне все смешалось.