Сразу после собрания пресловутого книжного клуба Боулинг встречает своего старого школьного учителя, который почему-то заводит с ним разговор не на острые темы современности, а о богах и тиранах Древней Греции. В ответ на недоуменное напоминание Джорджа о Гитлере, старый учитель небрежно бросает: «Я не думаю о нем». Писатель настойчиво напоминает, что кроме Гитлера и Сталина есть нечто вечное, и эта главная реальность важнее козней современных злодеев. Не покидая своего неопределенного «социализма», Оруэлл поворачивался в сторону вечных ценностей, которые во все большей степени выходили на первый план в его творчестве, несмотря на приближавшуюся войну.
Однако возвышенные гуманистические нотки, которые прорываются в романе, как правило, сквозь канву грез и воспоминаний героя, и лишь иногда прямо и открыто, отходят на второй план и подавляются жизненными реалиями. Сюжет вновь и вновь возвращается к дремотной, спокойной британской провинции, сельской жизни, которая, казалось бы, самой красотой своих пейзажей защищена от внешнего вторжения. Это вторжение оказывается чуждым и даже эфемерным, но может стать и откровенно враждебным, вражеским.
В памяти Боулинга, когда он обращается к своим детским годам, постоянно всплывают золотые дни, которые уже не вернуть. Им на смену пришли многочисленные виды современного зла, воплощенного в промышленном прогрессе, в отвратительных фабриках и шахтах. Герой одержимо ищет, но не находит следов «райского прошлого», естественно сохранившегося таковым только в его памяти, способной упорно удерживать радостные, позитивно волнующие душу воспоминания и невольно изгоняющей все отвратительное. Но чуждое - это еще не враждебное. Прошлое и настоящее может быть внезапно сметено с лица земли бомбами, тем самым военным самолетом, символическим в романе, но реальным в окружающем мире. А может быть, уничтожение нового, отвратительного мира бомбами этого самого самолета - это наилучший выход? -на какой-то миг задумывается Боулинг, хотя тотчас отбрасывает от себя эту поистине кощунственную мысль, вызвавшую лишь содрогание.
В конце концов Джордж Боулинг возвращается к обычной монотонной жизни в пригороде, к своей жене, читающей ему нравоучения, и к раздражающим его детям. Глоток свежего воздуха он получил, но это был лишь один глоток...
Оруэлл легко переходит от размышлений и чувств своего героя - несколько отяжелевшего, привыкшего к пригородной повседневности продавца страховых полисов, вдруг возрадовавшегося «свежему воздуху», к собственным реминисценциям по поводу героя, его окружения, его судьбы, судеб современной цивилизации, которой непосредственно угрожает непонятная и совершенно неоправданная война. Именно в этом состоял смысл тех пацифистских интонаций, которые созрели в сознании писателя и теперь перекочевали в роман.
Почти дописав роман, но считая, что рукопись еще необходимо доработать, улучшив отдельные фрагменты, Эрик Блэр покинул санаторий с настойчивой рекомендацией врачей провести следующие несколько месяцев в теплом климате, чтобы закрепить положительные результаты лечения. Сырые британские погоды отнюдь не способствовали этому. Но осуществить такой план было нелегко по элементарным финансовым соображениям - гонораров за статьи, публикуемые в журналах и газетах, едва хватало на то, чтобы относительно безбедно существовать. Средств же на дальнюю длительную поездку с женой не было и в помине. Неожиданно пришла помощь. Редактор «Аделфи» Макс Пла-умэн познакомил его с романистом средней руки Леопольдом Майерсом, у которого оказались два важных качества: он был восторженным почитателем творчества Оруэлла и обладал приличным унаследованным состоянием, из которого готов был выделить Оруэллу необходимые для лечения и работы деньги - 300 фунтов стерлингов (вполне достаточная по тем временам сумма, нужная для длительного отдыха)523. Щепетильный Оруэлл согласился принять деньги только как займ. Он, действительно, возвратил долг, но не скоро, лишь после того как вышел «Скотный двор», принесший Оруэллу и славу, и гонорары. Он писал вдове Плаумэна, скончавшегося в июне 1941 года: «Давно уже было пора начать отдавать долги, но до этого года я действительно был не в состоянии сделать это». Долг он смог отдать двумя платежами. Сумма первого чека составила 250 фунтов524.
О том, в каком состоянии он находился перед поездкой, осуществленной на деньги почитателя, Оруэлл рассказал в письме Джеку Коммону: