Джордж Оруэлл (Эрик Блэр). Жизнь, труд, время. 2014

В Марокко Блэры продолжали привычное занятие -занимались садоводством и мелкими домашними животными. Они даже купили дюжину кур-несушек, и Эрик исправно записывал, сколько яиц они получали ежедневно к столу. Но главное - Оруэлл возобновил интенсивную работу над темой, которую уже давно вынашивал. Он стал сводить воедино мысли и заметки о своем великом предшественнике Чарлзе Диккенсе. Обширное эссе, в основном написанное в последние месяцы пребывания в Марракеше⁵³¹, свидетельствовало о глубокой любви к английскому писателю и о том, как самые различные политические и социальные силы пытались присвоить себе его наследие. Недаром эссе начиналось словами: «Диккенс принадлежит к тем достойным писателям, которых стоит (и многие пытаются) прикарманить. Если вдуматься, даже его погребение в Вестминстерском аббатстве было своеобразной кражей... В отношении к Диккенсу английская публика всегда походила на слона, который удары палкой принимает за прелестное щекотанье» ⁵³². К десяти годам школьники уже напичканы Диккенсом по горло, - считал Оруэлл. Это, однако, не означает, что ознакомление с его произведениями следует как-то ограничить. Просто надо дать возможность детям без каких-либо дополнительных нравоучений искать и находить у Диккенса то, что им ближе всего. «Мне было, если не ошибаюсь, лет девять, когда я впервые прочел “Дэвида Копперфилда”. Душевный настрой первых же глав оказался для меня таким доступным, что по наивности я предположил, что они написаны ребенком»⁵³³. Ору-эллу были весьма близки места, в которых речь у Диккенса шла об издевательствах над детьми. «Духовная жестокость по отношению к ребенку возмущает писателя не меньше жестокости физической... школьные учителя у него, как правило, негодяи»⁵³⁴, - подмечал бывший учитель Блэр.

Оруэлл показывал, что марксисты считают Диккенса почти марксистом, объявляя его борцом за дело пролетариата; католики - почти католиком. Оруэлл вспоминал, что как-то ему удалось познакомиться с книгой Крупской о Ленине, в которой она рассказывала, как Владимир Ильич ушел с середины спектакля по Диккенсу из-за его «мещанской сентиментальности». Оруэлл же считал Диккенса ниспровергателем, радикалом, бунтарем, который обрушивался на социальные институты Великобритании «со свирепостью, на какую с тех пор не отваживался никто». В то же время «Диккенсу удалось подвергнуть критике всех и никого не восстановить против себя». При всем радикализме Диккенса он не был революционным, а тем более пролетарским писателем, несмотря на фокус его художественного внимания к определенному социальному слою.

Широкими мазками Оруэлл прослеживал автобиографические моменты в романах Диккенса, в частности в «Дэвиде Копперфилде» - особенно детские годы на складе, где герой романа мыл бутылки (сам Диккенс с 10 лет работал на гуталиновой фабрике), что, по мнению Оруэлла, не делало писателя носителем классового сознания рабочих, тем более что главное действие диккенсовских произведений происходило в среде среднего класса. Его герои и персонажи - лондонская коммерческая буржуазия и связанные с нею слои. Из тех, кого можно было бы весьма условно причислить к рабочим, - не более трех персонажей. Но и это скорее ирония, так как на поверку оказывается, что диккенсовские «рабочие» - это грабитель, лакей и пьяница-повитуха, то есть «не очень-то представительный срез английского рабочего класса»⁵³⁵.

Диккенсовская критика общества, считал Оруэлл, обращена почти исключительно к морали. Отсюда и полное отсутствие в его произведениях каких бы то ни было конструктивных идей. Но когда Оруэлл писал об отсутствии конструктивных идей у любимого писателя, он имел в виду, что тот не рассматривал или рассматривал крайне редко возможные пути транформации политического и общественного устройства. Он критиковал законы, парламентское правление, систему образования, не делая конкретных предложений. «Конечно, созидательные программы вовсе не обязательны для писателя или сатирика, - писал Оруэлл, - тем более что мишень Диккенса - человеческая натура»⁵³⁶. «Всякая критика общества у Диккенса скорее нацелена на то, чтобы изменить его дух, а не на то, чтобы изменить его структуру. Бесполезно связывать его с каким-либо определенным средством социального исцеления, тем более с какой бы то ни было политической доктриной»⁵³⁷.