Джордж Оруэлл (Эрик Блэр). Жизнь, труд, время. 2014

Оруэлл обратил внимание еще на одно сходство - кампании ненависти, которые использовались как нацистами, так и большевиками, их превращение в своеобразный родовой признак тоталитаризма: «Что касается кампаний ненависти, беспрестанно разжигаемых тоталитарными режимами, они вполне реальны, пока длятся, но каждый раз продиктованы лишь потребностями момента. Евреи, поляки, троцкисты, англичане, французы, чехи, демократы, фашисты, марксисты - кто угодно может оказаться Врагом Общества Номер Один. Ненависть можно обратить в любом направлении по первому знаку, как огонь паяльной лампы».

В значительной степени этой же теме была посвящена чуть позже статья «Вспоминая войну в Испании»⁶⁰⁸. В отличие от «Памяти Каталонии», это были не мемуары, а рассуждения, навеянные испанским опытом, о жестокости в войне. Оруэлл приходил к неутешительному выводу, что о жестокости рассуждают тенденциозно, исходя из политических пристрастий: «Недавно я набросал перечень жестокостей, совершенных с 1918 года до сегодняшнего дня; оказалось, каждый год без исключения где-то совершают жестокости и трудно припомнить, чтобы хотя бы раз и левые, и правые приняли на веру свидетельства об одних и тех же бесчинствах. Еще удивительнее, что в любой момент ситуация может круто перемениться, и то, что вчера еще считалось бесспорно доказанным бесчинством, превращается в нелепую клевету - лишь оттого, что иным стал политический ландшафт»⁶⁰⁹.

Далее автор приводил примеры того, как «ложь приобретает статус правды» по чисто политическим соображениям. Так сама история становилась относительной, что могло быть свойственно и демократическим обществам, но оказывалось совершенно неизбежным при тоталитаризме: «Если Вождь заявляет, что такого-то события “никогда не было”, значит, его не было. Если он думает, что дважды два пять, значит, так и есть. Реальность этой перспективы страшит меня больше, чем бомбы»⁶¹⁰. Отталкиваясь от испанских событий пятилетней давности, Оруэлл формировал свои взгляды на то, как искажение или даже полное отрицание исторических фактов, их подмена чем-то совершенно противоположным, калечит человеческие души и превращает общество в сборище душевных инвалидов, преступников, служащих диктатору. Антитоталитарная художественная проза занимала всё более и более прочные позиции в сознании писателя.

Работал Оруэлл с крайним напряжением, сотрудничая в ряде лондонских периодических изданий, знакомясь с массой книг - публицистикой, воспоминаниями, прозой, поэзией, стремясь по возможности объективно оценить эти произведения в рецензиях и обзорах, продолжая выступать с собственными статьями и эссе по принципиальным вопросам политики и культуры. Примерно в это время Оруэлл заметил немалые изменения, происшедшие в стиле и характере его собственной работы. Он перестал писать первые варианты своих произведений пером с тем, чтобы затем многократно их исправлять и почти во всех случаях полностью переписывать, иногда по несколько раз. 14 июня 1940 года он записал в дневнике: «В последнее время, когда я пишу обозрение, я сажусь за пишущую машинку и сразу его печатаю. До недавнего времени, шесть месяцев тому назад, я никогда этого не делал и сказал бы, что я не умею этого делать. В самом деле, все, что я писал, писалось по крайней мере дважды, а мои книги обычно три раза - некоторые места даже пять или десять раз»⁶³⁹. Постепенное накопление писательских впечатлений и опыта, совершенствование таланта внезапно переступило через какую-то качественную грань - писать стало легче и свободнее, хотя над черновиками, пусть напечатанными, Оруэлл продолжал интенсивно работать, совершенствуя текст.

Впрочем, сам Оруэлл, верный своей самокритической манере, совершенно неоправданно приписывал переход от пера к машинке тому, что стал меньше заботиться о качестве написанного, стремясь побольше заработать. Конечно, материальные заботы играли немалую роль: стоимость жизни в Великобритании в военные годы резко возросла, снабжение по карточкам было скудным, свободный рынок продолжал исправно функционировать, но по заоблачным ценам. Однако главное было все-таки не это, и публикации 1940-1941 годов наглядно демонстрировали растущую мощь оруэлловской политической журналистики.

11. С «Партизан ревью» и Голланцем -против диктаторских режимов