Джордж Оруэлл (Эрик Блэр). Жизнь, труд, время. 2014

Оруэлл высказывал глубокое, обоснованное убеждение, что важнейшим инструментом борьбы против нацизма с целью его разгрома является осознанный или неосознанный, разумный или подсознательный патриотизм, ничего общего не имеющий с шапкозакидательскими лозунгами коммунистов и близких к ним левых сил. Именно «атавистическое чувство патриотизма, врожденное у тех, чей родной язык английский», позволило Англии устоять в 1940 году. Рассматривая же ожесточенное сопротивление немцам со стороны русских (статья была опубликована через два месяца после нападения Германии на СССР), он не исключал, что их вдохновляет не до конца забытый идеал социалистической утопии, а необходимость защитить Святую Русь, о которой, как отмечал Оруэлл, неожиданно вспомнил Сталин.

Особенно интересным было упоминание в статье имени Артура Кёстлера, автора нашумевшего к этому времени романа «Слепящая тьма» (1940) - о сталинском терроре перед войной. В качестве автора книг, заслуживавших внимания, Оруэлл называл также Германа Раушнинга. Член нацистской партии еще до ее прихода к власти, он затем покинул ее и выступил с критикой нацизма с консервативных позиций. Раушнинг был президентом сената города Данцига, который, согласно условиям Версальского мирного договора, был отделен от Германии и составлял самостоятельную территорию (свободный город). Однако

Раушнинга вынудили уйти в отставку. В 1935 году он уехал из Данцига, позже жил в США, стал весьма плодовитым политологом, автором книг с критикой нацистского режима, в том числе и книги «Беседы с Гитлером».

В 1941 году Оруэлл выступил с еще одним значительным публицистическим произведением. Этот небольшой по объему очерк назывался «Литература и тоталитаризм» и стал единственным произведением писателя, где термин «тоталитаризм» фигурировал в заголовке, что придавало работе особый вес. Оруэлл (на этот раз в качестве Блэра) прочитал свой очерк по Би-би-си 19 июня 1941 года, вскоре после того как он стал штатным сотрудником этой радиокорпорации. Вслед за этим материал был опубликован в журнале Би-би-си «Лисенер» и позже неоднократно перепечатывался⁶⁰³.

Свою статью-выступление автор начал с оценки специфики взаимосвязи литературы и политики в данный период, в условиях начавшейся войны. «В литературу хлынула политика в самом широком смысле этого слова, она захватила литературу так, как при нормальных условиях не бывает, - вот отчего мы теперь столь обостренно чувствуем разлад между индивидуальным и общим, хотя он и наблюдался всегда. Стоит только задуматься, до чего сложно сегодняшнему критику сохранить честную беспристрастность, и станет понятно, какие именно опасности ожидают литературу в самом близком будущем».

Отмечая общую угрозу, нависшую над художественной литературой в связи с ее все большей политизированностью, писатель указывал, что наибольшая опасность для свободы слова, а следовательно, и для свободы творческого самовыражения, вытекает из неуклонного расширения сферы господства диктаторских режимов. «Мы живем в эпоху тоталитарных государств, которые не предоставляют, а возможно, и неспособны предоставить личности никакой свободы». К странам с тоталитарными системами в статье были отнесены Германия, Россия и Италия, но выражалось опасение, что это явление может стать всемирным.

Автор был пессимистичен в отношении перспектив свободного мира. Очевидно, что времена свободного капитализма идут к концу, полагал он. То в одной стране, то в другой открытый рынок сменяется централизованной экономикой, которую «можно характеризовать как социализм или как государственный капитализм - выбор за вами». А значит, иссякает и экономическая свобода личности, то есть в большой степени подрывается ее свобода поступать так, как ей хочется, свободно выбирая себе профессию, свободно передвигаясь в любом направлении по всей планете. «До недавней поры мы еще не предвидели последствий подобных перемен. Никто не понимал, что исчезновение экономической свободы скажется на свободе интеллектуальной».

«Способна ли литература выжить в такой атмосфере?» - ставил вопрос Оруэлл. Ответ был кратким и до предела определенным: «Нет». Если тоталитаризм станет явлением всемирным и постоянным, литература в том смысле, каковой ее знало человечество на протяжении тысячелетий, перестанет существовать. И не надо (хотя поначалу это кажется допустимым) утверждать, будто завершает свое существование всего лишь литература определенного рода, та, что создана Европой после Ренессанса. Оруэлл был убежден, что те труды, которые будут создаваться в тоталитарной системе, лишь по форме будут напоминать литературу, в действительности ею не являясь, ибо независимость художественного творчества - залог самого его существования.