Главное, что отличало эту рецензию, - это отсутствие пафоса, проклятий по адресу того, кто уже стал символом человеконенавистничества и агрессии. Без громких слов, в отдельных местах даже не без следов личностной симпатии к нацистскому диктатору - правда, в те лишь годы, когда писалась его книга, то есть когда Гитлер сидел в тюрьме после неудачного «пивного путча» в Баварии в ноябре 1923 года, Оруэлл стремился разобраться главным образом в социально-психологической стороне нацистской диктатуры, поддержки ее широкими слоями населения Германии и значительной частью влиятельных кругов развитых стран - до того момента, пока не началась открытая германская агрессия. В ту пору, отмечал Оруэлл, изданная в Великобритании книга Гитлера, преподнесенная «с весьма убогой мыслью», что национал-социализм - всего лишь разновидность консерватизма, была по душе тем, кто готов был простить фюреру очень многое за разгром германского рабочего движения. Это было тем более так, что предисловие издательства и комментарии к книге представляли Гитлера в наиболее благоприятном свете, всячески приглушая «яростный тон» воспоминаний.
Анализируя содержание «Майн кампф», Оруэлл пришел к выводу о косности интеллекта нацистского лидера, поразительной статике его взглядов на мир, ничуть не изменившихся за 15 лет - от времени написания книги до ее издания в Великобритании. «Это - застывшая мысль маньяка, почти не реагирующая на те или иные изменения в расстановке политических сил». Отсюда Оруэлл делал вывод, что советско-германский пакт о ненападении - только отсрочка военного столкновения двух государств, что по сравнению со схемой своих предыдущих планов Гитлер всего лишь поменял Россию и Англию местами - «когда с Англией будет покончено, придет черед России». Как известно, «черед России» наступил раньше. Но сам по себе прогноз о вероятном или даже неизбежном нападении Германии на СССР свидетельствовал о серьезных аналитических способностях рецензента.
Исходя из неизменных планов Гитлера Оруэлл представлял читателю образ его будущего «нерушимого государства», простирающегося до Афганистана, - «чудовищной безмозглой империи, роль которой, в сущности, сведется лишь к подготовке молодых парней к войне и бесперебойной поставке свежего пушечного мяса». Решительно отвергались при этом коммунистическо-социалистические утверждения о решающей роли крупных промышленников и финансистов в приходе нацистов к власти и в подготовке войны. По мнению Оруэлла, Гитлер заразил своими идеями очень многих, вызвав к жизни массовое движение. Он обладает магнетизмом, который «явно ошеломляет, когда слушаешь его речи». Он использовал патриотическую демагогию, постиг лживость гедонистического отношения к жизни. Этот гедонизм, стремление жить спокойно, безопасно, не знать боли - вещь весьма соблазнительная, но и чрезвычайно опасная. Гитлер знает, что «людям нужны не только комфорт, безопасность, короткий рабочий день, гигиена, контроль рождаемости и вообще здравый смысл; они также хотят, иногда по крайней мере, борьбы и самопожертвования, не говоря уже о барабанах, флагах и парадных изъявлениях преданности... Коль скоро мы вступили в борьбу с человеком, провозгласившим подобное, нам нельзя недооценивать эмоциональную силу такого призыва». Этими словами завершалась компактная по объему, но весьма емкая рецензия Оруэлла.
Германский историк М. Радемахер убедительно показал, что Оруэлл весьма тщательно изучил книгу Гитлера, что она стала одним из источников его будущего романа о тоталитаризме, что неверно было бы считать этот роман только «атакой» на сталинский Советский Союз606. «Моя борьба» действительно явилась одним из главных базовых элементов построения основ тоталитарной идеологии в романе, а Гитлер стал одним из прототипов Большого Брата. Точнее говоря, ни у Гитлера, ни у оруэлловского Большого Брата никакой подлинной идеологии не существовало, но некий свод догм был им жизненно необходим в сугубо прикладных целях.
Существенным дополнением к названным работам была рецензия на книгу Ф. Боркенау «Тоталитарный враг»607, появившаяся в «Тайм энд Тайд» 4 мая 1940 года. Как показал Боркенау, между советским и нацистским режимами существовало глубокое сходство, которое ранее не замечали как правые, так и левые по сугубо политическим причинам. Ведь так было намного проще западным демократиям флиртовать с СССР в Лиге Наций и обсуждать системы коллективной безопасности, а европейским интеллектуалам - общаться с советскими лидерами, включая Сталина. «Имущие классы, совершенно естественно, желали верить, что Гитлер защитит их от большевизма, а социалистам, также естественно, невыносимо было признать, что человек, истребивший их товарищей, сам социалист. Отсюда неистовые усилия с обеих сторон замазать все более и более очевидное сходство между немецким и русским режимами», - писал Оруэлл.