Джордж Оруэлл (Эрик Блэр). Жизнь, труд, время. 2014

Лондонская жизнь в те месяцы не способствовала творчеству. Оно ограничивалось в основном еженедельными критическими обзорами театральных постановок и рецензиями на появлявшиеся фильмы. Публиковались они в «Тайм энд Тайд», где Оруэллу была предоставлена специальная колонка. Первый его обзор появился 25 мая 1940 года. Сам автор не был вполне удовлетворен этими публикациями, называл их «написанными торопливо, тяжеловесными и банальными»⁵⁹⁸. Возможно, недовольство было вызвано не столько собственным текстом, сколько качеством продукции, которую приходилось рецензировать, особенно американской кинопродукции, преобладавшей на британском экране. Оруэллу не нравился царивший в ней «культ насилия», нечетко вырисованные характеры персонажей и тривиальные образы. В то же время он признавал высокий уровень кинотехники и подчас остроумные и хлесткие диалоги⁵⁹⁹.

Исключением явилась рецензия на фильм «Великий диктатор» Чарли Чаплина, созданный в 1940 году и появившийся в британском прокате в декабре. Это было страстное разоблачение нацизма, яркая сатира на Гитлера (именно его играл Чаплин, получивший в 1941 году за эту роль премию «Оскар»). Фильм не был типичным для американской кинематографии того времени, ибо США все еще придерживались политики невмешательства и правительство президента Франклина Рузвельта не намеревалось разрывать с Германией дипломатические отношения. В Соединенных Штатах в целом картина имела большой успех, хотя ее политическое содержание вызвало отчаянные нападки со стороны изоляционистов и прогерманской части населения.

В Великобритании фильм был воспринят широкой публикой с восторгом. Зрители презрительно хохотали над диктатором Аденоидом Гинкелем, в котором все видели Гитлера (тем более что инициалы героя и фюрера совпадали), и его оруженосцами Гарбичем (это слово по-английски означало «мусор») и Херингом (по-английски - «селедка»). Понятно, что в двух последних легко угадывались Геббельс и Геринг. В газетах с полным основанием писалось, что демонстрация «Великого диктатора» способствовала поднятию боевого духа британцев.

Оруэлл был целиком и полностью согласен с тем, что появление фильма Чаплина представляло собой выдающееся художественное и политическое событие. Он резко критиковал тех «сомнительных интеллектуалов и сладкозвучных профессоров», которые полагали, что образы Чаплина слишком карикатурны, что он незаслуженно высмеивает «рядовых людей» (под таковыми подразумевались «рядовые штурмовики»)⁶⁰⁰. Подчеркивая, что его в первую очередь интересует в кинематографии «эффективная демонстрация серьезных идей», рецензент выделял «великолепные сцены борьбы против штурмовиков». Он особо высоко (в противоположность многим другим критикам) оценил финал фильма, когда парикмахер-еврей, которого приняли за диктатора из-за внешнего сходства, мужественно обращается к своим согражданам с «боевой речью в защиту демократии, терпимости и всеобщего человеческого достоинства». Оруэлл полагал, что это был исключительно сильный, самый мощный пропагандистский момент фильма.

Правда, Оруэлл считал фильм технически слабым, а отдельные эпизоды его связанными между собой лишь «обрывками веревки». «Как у фильма, у него очень много недостатков», - писал он. Тем не менее он считал киноленту глубоко волнующей, ибо в ней проявился особый художественный дар Чаплина, «его готовность выступить в защиту концентрированной сущности обычного человека». В фильме, по мнению Оруэлла, проявлялась «неискоренимая вера в человеческое достоинство, которое сохраняется в сердцах обычных людей». Именно поэтому он предрекал картине большое будущее.

Значение «Великого диктатора» виделось Оруэллу в противопоставлении судеб обычных людей тому мрачному периоду мировой истории, «когда демократия почти везде отступает, господствуют супермен, контролирующий три четверти мира, свобода отбрасывается сладкоголосыми профессорами, а охота на евреев поощряется пацифистами».

Оруэлл завершал свою боевую рецензию суждением, что, «если бы наше правительство имело хотя бы хоть сколько-то воображения, оно бы масштабно субсидировало показ “Великого диктатора” и приложило бы максимум усилий к тому, чтобы забросить несколько копий в Германию», где «Великий диктатор» был, разумеется, запрещен.

Одновременно с работой в «Тайм энд Тайд» Оруэлл стал регулярным сотрудником нового ежемесячного журнала «Хорайзен» («Горизонт»), который в начале Второй мировой войны создал его старый школьный приятель Сирил Коннолли при содействии видного романиста и поэта Стивена Спендера. Это «Обозрение литературы и искусства», как гласил подзаголовок, охотно предоставляло свои страницы не только известным авторам, но и тем, кто только пробовал свои силы в художественной литературе и публицистике.