Джордж Оруэлл (Эрик Блэр). Жизнь, труд, время. 2014

В конце концов Снежок в результате закулисных действий Наполеона изгоняется со скотного двора - как Троцкий. Происходит неизбежный переход от безграничной свободы к жесточайшей диктатуре борова Наполеона. Сама неизбежность такой эволюции имеет корни в утопичности идеи всеобщего равенства, в природе социального устройства общности животных, включая прежде всего общность людей (ибо люди также принадлежат к животному миру). Оруэлл показывает перерождение революционных принципов и программ в свою противоположность как закономерный, неизбежный итог любой попытки воплотить утопию в жизнь. Единственное, что симпатизирующий революции и социализму Оруэлл сильно переоценивает, это «безграничную свободу» в первое послереволюционное время. На самом деле таковой не было и быть не могло, ибо под лозунгом диктатуры пролетариата в России уже в первые недели после Октябрьского переворота 1917 года установилась жесточайшая диктатура коммунистов, творивших террор и насилие над всеми теми, кто хоть в чем-то не был с ними согласен.

Ярко и остроумно высмеивает писатель пропаганду и символику как составную часть воспевания «революционного» общества, которыми продолжает нагло и беззастенчиво пользоваться диктатор Наполеон, разворачивая всё в выгодную для себя сторону. Чего стоит, например, герб скотного двора - копыто и рог, в которых без труда можно распознать серп и молот, или гимн «Скоты Англии», точно так же являющийся перепевом, причем пародийно-параноидального характера, всем известного в то время «Интернационала».

Текст оруэлловского гимна - до предела примитивный и утопический, агрессивный и лирический, нарочито поэтически бездарный - в комментариях не нуждался и говорил за себя лучше, чем любая попытка его анализировать. В то же время этот гимн, как представил Оруэлл, обладал, как оказалось, мощной силой, мобилизующей толпу. «Даже самые тупые из присутствующих уже уловили мотив и несколько слов, а что же касается самых умных, таких, как свиньи и собаки, то уже через пару минут песня как бы рвалась из глубин их сердец. Несколько попыток приладиться один к другому - и вся ферма в потрясающем единстве взревела “Скоты Англии”».

Сам образ Наполеона, формирование его культа, награждение его всеми возможными премиями и орденами, присвоение ему всех возможных почетных званий вплоть до «Друга Всех Утят», да еще в условиях, когда прототип этого «друга» как раз в тот период, в конце Второй мировой войны, «дружил» и встречался с лидерами США и Великобритании, был свидетельством исключительного личного мужества Оруэлла. Он никогда не боялся идти против авторитетов, никогда не признавал их, да и не нуждался в кумирах.

Разумеется, в центре повести находятся своего рода социальные опоры тоталитаризма и его демагогической пропаганды - его главные лозунги или семь заповедей, которые постепенно то ли забываются, то ли ставятся под подозрение, и в этом случае существенно модифицируются:

Тот, кто ходит на двух ногах, - враг.

Тот, кто ходит на четырех ногах или имеет крылья, - друг.

Животное не носит одежду.

Животное не спит в кровати (позднее добавлено:

«с простынями»).

Животное не пьет спиртного (позднее добавлено:

«сверх меры»).

Животное не убьет другое животное (позднее добавлено:

«без причины»).

Все животные равны (позднее добавлено: «но некоторые

более равны, чем другие»).

Основополагающей являлась последняя заповедь. В модифицированном виде она обусловливала всю социальную сущность тоталитаризма: и факт наличия высшего существа - вождя, и разделение общности формально равных существ на страты, пользующиеся различными привилегиями или лишенные их. Важно добавить, что Оруэлл таким образом вводил понятие именно привилегированной прослойки, а не господствующего класса, поскольку сам Оруэлл считал, что новый господствующий класс в СССР все-таки создан не был, что его возникновение означало бы начало крушения самого тоталитаризма, и существует только привилегированная социальная прослойка, всецело находящаяся под пятой диктатора (или численно незначительной господствующей группы), весьма нестабильная по своему составу, постоянно сохраняющаяся в качестве категории, но не как набор конкретных личностей с их семьями и близкими. В этом смысле Оруэлл, не будучи подвержен влиянию марксистских классовых догм, был значительно ближе к пониманию истины о социальной структуре СССР, чем послевоенные коммунистические диссиденты, сохранившие деформированное марксистское мировоззрение и утверждавшие, что в СССР сформирован новый господствующий класс в лице коммунистической партийной номенклатуры. На таких позициях стояли, например, бывший югославский партийный руководитель Милован Джилас, выступивший с критикой тоталитаризма в эпохальной книге «Новый класс», или бывший советский номенклатурный работник М. Восленский, бежавший на Запад и опубликовавший монументальный труд «Номенклатура».