Однако пессимизм финала конструктивен. Повесть, весь тон ее, звучит страстным предупреждением против тоталитаризма, который не установишь за день или неделю. Он подкрадывается тихо, почти незаметно, все более овладевает обществом, превращается в систему постепенно, но затем его уже невероятно трудно одолеть. Тем более необходимо бдительно следить за появлением симптомов тоталитаризма в Великобритании, стране, которая продолжала оставаться демократической, несмотря на войну и вызванные ею необходимые, а потому естественные, военные ограничения.
Обычно критически настроенный по отношению к собственным произведениям Оруэлл на этот раз был вполне доволен результатом. Он считал, что в новом своем творении впервые смог соединить воедино политическую и художественную цели, которые поставил перед собой671. Однако написана была повесть явно не ко времени. К 1944 году, когда она была завершена, Сталин не просто превратился в легитимную фигуру, в союзника Великобритании и США во Второй мировой войне, но стал для англичан чуть ли ни культовой фигурой, прежде всего для тех, кто придерживался левых взглядов. О его двухлетней дружбе с Гитлером в августе 1939-го - июне 1941 года все как бы забыли. О разделе Европы на сферы влияния и последующей оккупации Сталиным - Восточной Европы, а Гитлером - Западной - не упоминали. В глазах британской общественности Сталин являлся теперь подлинным вождем тех миллионов «русских», которые своей кровью защитили Альбион от гитлеровского вторжения. Даже отъявленный консерватор антикоммунист премьер-министр Черчилль теперь встречался со Сталиным и по-теплому, уважительно называл его Дядей Джо. Так что не было времени более неудачного, чтобы предлагать издателям произведение, в котором под видом злобного борова был представлен сам Сталин, а руководимое им общество высмеивалось как скотный двор.
Проще всего было сделать первый шаг. По формальному договору Оруэлл обязан был предложить «Скотный двор» своему старому знакомому и издателю Виктору Голланцу. Оруэлл был убежден, что Голланц, в свое время осудивший пакт Гитлера - Сталина, но после июня 1941 года смотревший на Сталина как на союзника и друга своей страны, не согласится печатать новое произведение. Напарываться на отказ и терять время на ожидание этого отказа Оруэллу не хотелось. Перед отсылкой рукописи он пытался обойти договор с Голланцем, придравшись к пункту об объеме «романа». «Скотный двор» был произведением небольшим. Под договор же попадали рукописи «стандартного размера». Оруэлл написал по этому поводу письмо своему литагенту Муру, прося совета: можно ли утверждать, что маленькое по объему произведение не подпадает под общий договор о предоставлении рукописи Голланду?672 Мур, разумеется, мог только улыбнуться находчивости Эрика. Голланц, несмотря на капризы Оруэлла, потребовал предоставления ему новой книги, быстро прочитал и немедленно возвратил с возмущенной запиской: такого рода книги его издательство публиковать не намерено. «Эти люди воюют за нас и только совсем недавно спасли наши шеи под Сталинградом»673, - писал Голланц и, как прекрасно понимал Оруэлл, во многом был прав, хотя и отождествлял народ с диктаторским режимом и правительством.
Тем не менее с легкой руки Голланца (а может быть, лит-агента Л. Мура) слухи о том, что Оруэлл написал «антисоветское» произведение, разнеслись по Лондону и не способствовали росту популярности автора. Дошло до того, что редакторы газет и журналов (за исключением тех, где Оруэлл являлся постоянным сотрудником), снова стали отказывать ему в публикациях. Влиятельная «Манчестер ивнинг ньюс» (Manchester Evening News) отклонила его рецензию на книгу лейбористского деятеля Гарольда Ласки «Вера, разум и цивилизация»674, поскольку левый лейборист Ласки был в это время помощником лидера своей партии Клемента Эттли, являвшегося в свою очередь заместителем премьер-министра страны Черчилля. И авторство «антисоветчика» Оруэлла могло бросить тень даже на само правительство, тем более что Оруэлл, в целом будучи в своей рецензии сдержанным, все-таки упрекнул Ласки в просоветских симпатиях.
Отвыкший от отказов Оруэлл переслал рецензию Дуайту Макдональду, американскому левому политику и политологу, издателю нью-йоркского журнала «Политика» (Politics), одно время поддерживавшему Троцкого: «Я зашел слишком далеко, будучи последовательным в обычной честности, не сказав даже, каким губительным вздором является эта книга, и все же мои соображения оказались слишком сильными для “Манчестер ивнинг ньюс”. Это даст вам представление о характере вещей, которые невозможно публиковать в Англии в наши дни»675.