Вызванный телеграммой, Эрик уже на следующий день на военном самолете прилетел в Лондон, а оттуда поездом отправился в Ньюкастл. «Он рассказывал о смерти Эйлин и не пытался скрыть свое горе... Джордж был невероятно печален»718, - вспоминала знакомая Эрика писательница Айнез Холден. Холден оказалась единственным человеком, запечатлевшим Блэра в трагический для него момент. Эрик не привык проявлять свои чувства, и это привело к тому, что знакомые, встречавшиеся с ним в первые дни после смерти Эйлин, удивлялись его спокойствию, делая неправильные выводы.
Разбирая вещи жены в больнице, он нашел то самое последнее, неотправленное письмо. «Единственное утешение - в том, что я не думаю, что она страдала, потому что пошла на операцию, безусловно не ожидая ничего плохого, и так и не пришла в сознание», - писал он в те дни подруге Эйлин и своей хорошей знакомой Лидии Джонсон. Он написал также, что Эйлин была «очень привязана к Ричарду» и ушла из жизни, когда он становился «очень очаровательным...»719 Насколько мог и умел, Эрик оставался заботливым отцом, хотя очень часто отсутствовал. И тогда Ричард переходил из рук в руки, кочевал по семьям родственников Эрика и Эйлин. В общем, жизнь у мальчика была не из легких.
Одиночество наводило Эрика на размышления и воспоминания, которые он вряд ли смог позволить себе, а тем более записать, при жизни Эйлин. «У меня было очень слабое чувство физической ревности, - писал Оруэлл. - Я особенно не заботился о том, кто с кем спит, мне казалось, что имеет значение верность в эмоциональном и интеллектуальном смысле. Порой я изменял Эйлин, да и обращался я с ней очень плохо. Наверное, и она со мной иногда плохо обходилась. Но это был подлинный брак в том смысле, что мы вместе прошли через жуткие битвы, и в том, что касалось моей работы, она меня понимала»720. Особенно Эрик сожалел о том, что Эйлин не довелось дожить до публикации и триумфа «Скотного двора». Он писал об этом в одном из своих писем: «Какая страшная жалость, что Эйлин не дожила до момента, когда был опубликован “Скотный двор”, который она особенно любила и даже участвовала в планировании... Ужасно жестоко и глупо что все так случилось...»721
Уже в конце первой апрельской недели Оруэлл возвратился на континент. Он писал Дуайту Макдоналду, что надеется быстрее прийти в себя, занимаясь репортажами и трясясь в джипах по разрушенным европейским дорогам722. Вместе со своими коллегами - британскими и американскими журналистами - он следовал за стремительно продвигавшимися по территории западной части Германии и Австрии войсками союзников, наблюдая страшные разрушения, неубранные трупы немецких солдат, офицеров и мирных жителей, погибших от бомбежек или во время боев. Однажды он видел труп немецкого солдата с букетиком цветов, возложенном кем-то из местных жителей. Солдат погиб, помогая своим отступавшим собратьям. «Это труп теперь уже бывшего врага, заслуживающий памяти и уважения», - думал Оруэлл.
При виденном его переполняли противоречивые чувства. С одной стороны, он не имел права осуждать молодого американского солдата, еврея, давшего в морду взятому в плен эсесовскому офицеру. Юноша происходил из семьи, до войны жившей в Вене. «Господь только знает, какие счеты надо было свести этому человеку; может быть вся его семья была уничтожена», - писал Оруэлл. С другой, он сочувствовал эсесовцу, оказавшемуся теперь беспомощным поверженным врагом. Оруэлл оставался верным себе - он не желал оказаться в толпе тех, кто мыслит и чувствует единообразно, тем более когда это единообразие относилось к жестокости. Более всего, наверное, он опасался поддаться инстинкту толпы, хором орущей одни и те же малоосмысленные, но почти всегда исполненные злобой лозунги. «Существовавший в нашем представлении нацистский убийца, отвратительное существо, против которого мы вели борьбу так много лет, выродился теперь в несчастного, достойного жалости человека, которого надо не наказывать, а лечить в психбольнице»723, - писал Оруэлл.
В Великобритании соображения Оруэлла разделяло в тот период незначительное меньшинство людей. Поэтому Оруэлл не предложил свою статью в «Обзёрвер», корреспондентом которого был в Европе, а опубликовал в левой «Трибьюн», да еще ровно через полгода после капитуляции Германии. Капитулировала Германия в мае два раза: сначала 7 мая в городе Реймсе, то есть на территории, занятой западными союзниками, а затем по требованию Сталина в ночь на 9 мая в пригороде Берлина, оккупированного советскими войсками. Оруэлл поэтому высказал предположения, что расхождения с СССР скорее всего будут углубляться и продолжатся неопределенно длительное время.