В предисловии к украинскому изданию своей знаменитой повести-притчи «Скотный двор»209 Оруэлл через много лет напишет:
«В 1928-29 годах я жил в Париже и писал небольшие рассказы и романы, которые никто не желал публиковать (позже все они были мной уничтожены). В следующие годы я жил в основном на случайные заработки, в некоторых случаях впроголодь. И только с 1934 года я смог жить на те средства, которые я зарабатывал своим писанием. В то время я подчас жил в течение месяцев среди бедняков и полупреступных элементов, которые обитали в самых отвратительных уголках бедняцких кварталов или просто слонялись по улицам, прося милостыню и занимаясь воровством. В это время я не многим отличался от них из-за отсутствия денег, но позже их образ жизни очень заинтересовал меня сам по себе. Я провел много месяцев, систематично изучая условия жизни шахтеров на севере Англии. До 1930 года я в целом не рассматривал себя как социалиста. У меня тогда еще не было четко определенных политических взглядов. Я стал выступать за социализм главным образом потому, что мне стало отвратительным угнетение и пренебрежение, с которым относились к бедным слоям промышленных рабочих, а не потому что с теоретическим восторгом относился к обществу, развиваемому по плану»213.
ГЛАВА 5
НАЗАД В АНГЛИЮ
1. Сотрудничество в журнале «Ад ел фи»
В самом конце 1929 года из-за безденежья и отсутствия перспектив Эрик вынужден был вторично вернуться в Англию. На какие деньги он смог добраться до Саусволда, что было недешево, остается невыясненным. Эрик позже рассказывал не очень правдоподобную историю, что какому-то семейству с недоразвитым ребенком внезапно понадобился воспитатель, Блэра пригласили, он откликнулся на вызов, и ему авансом прислали деньги. Надо ли было вызывать будущего учителя из Франции? Неужели нельзя было найти кого-то поблизости? На эти вопросы ответа Эрик не дал и не смог вразумительно объяснить, почему не приступил к работе, за которую уже получил деньги.
Парижский жизненный опыт и зревшее мастерство все-таки привели к тому, что Блэра стали печатать. Эрик представлял издателям документальные очерки, рецензии и литературные обзоры и очень редко поэтические опусы. Обращался он в основном во второстепенные, мало престижные издания, и это тоже отравляло жизнь. В октябре 1931 года Эрик писал своему другу Деннису Коллингсу: «Я довольно сильно занят, придумывая рассказы и прочее для новой газеты “Современная юность” (Modern Youth) (отвратительное имя для отвратительной газеты - и вещи, которые я для них пишу, также отвратительны, но надо на что-то жить)»214. Но и эта газета, просуществовав непродолжительное время, закрылась, не успев опубликовать «отвратительные» рассказы Эрика и не выплатив ему гонорара.
Здоровье его оставалось неудовлетворительным, но на это он почти не обращал внимания. Рут Питтер вспоминала:
«Одним особенно ужасным зимним днем с тающим снегом на земле и ледяным ветром Оруэлл пришел без нормального пальто, без шапки, перчаток и шарфа. Я была почти уверена, что он находится в предтуберкулезном состоянии, как он сам это называл. И вот он появился в такую погоду в совершенно негодной одежде. Я набросилась на него с упреками, пытаясь убедить прислушаться к разумным советам и обратить внимание на свое здоровье. Все было тщетно. Он не смотрел в лицо фактам. Был случай, его проверяли на туберкулез, но результат вроде бы оказался отрицательным, по крайней мере так он говорил. Он никогда по-настоящему не лечился - до тех пор, когда это было уже поздно»210.
Через некоторое время судьба, наконец, улыбнулась. Блэр привлек внимание редакции одного из наиболее популярных леволиберальных журналов с социалистическим оттенком. Он стал печатался главным образом в журнале «Аделфи» (Adelphi), основанном в 1923 году литературным критиком Джоном Марри (название всего лишь повторяло наименование не сохранившегося жилого квартала в Лондоне XVIII века и должно было, скорее всего, возбуждать интерес к чему-то ценному, но потерянному).
Блэр хорошо был знаком с этим журналом и как читатель, который выписывал его в Бирме, и как стрелок, по этому журналу стрелявший211. Но о своих стрелковых упражнениях Блэр редакторам журнала предусмотрительно рассказывать не стал. Позже, рассорившись с редакцией, Оруэлл мстительно поведал миру о первых проявлениях своего пренебрежения к журналу.