В мае 1934 года был подписан договор. Затем юристы издательства внимательно изучили текст, потребовали некоторых формальных изменений в именах, чтобы к ним невозможно было придраться с юридичекой точки зрения, и, главное, превратить британских государственных служащих в бизнесменов, чтобы, как позже писал автор, «книга показалась меньшей атакой на британский империализм».
Все эти опасения виделись Оруэллу настолько значимыми, способными не только воспрепятствовать выходу книги, но и вызвать судебные тяжбы с непредсказуемыми последствиями, что он предложил издательству написать тривиальное авторское предисловие, указав на вымышленные имена и случайные совпадения. Возможно, это было связано с тем что персонаж романа - продажный судья, плетущий всяческие интриги на протяжении всего сюжета, - носил имя У По Кин, а именно так звали некого бирманца, учившегося вместе с Блэром на колониальных приготовительных курсах.
Тем не менее в октябре 1934 года роман вышел без специального предисловия256. В нем прослеживалось знание и понимание автором положения в Бирме и особенностей этой страны. При этом, как и в следующих произведениях Оруэлла, через всю книгу проходил своеобразно преломленный образ самого автора, его жизненные впечатления, чувства и мысли.
Роман привлек внимание широкой аудитории. Критика хвалила «Дни в Бирме» за яркую публицистичность, превосходное знание бытовых и других реальностей. По крайней мере так казалось писавшим рецензии критикам, которые, конечно же, очень мало знали эти самые реалии. Но свободное, местами даже лихое обращение автора с этнографическим материалом создавало именно такое впечатление, а нюх у литературных обозревателей был отменный. Оруэлла, правда, ругали за излишнее критиканство, за чрезмерное заострение колониальных пороков. В какой-то мере эти суждения были справедливы, ибо действительно британский колониализм способствовал постепенному проникновению образования, бытовой опрятности, внешних культурных навыков в среду крайне отсталого (с европейской точки зрения) местного населения. Но ведь автором создавалось не научное, всесторонне взвешенное произведение, а тот образ Бирмы, который сложился в его сознании, обремененном чувством «вины колонизатора». Биографы Оруэлла пишут:
«Основная сила “Дней в Бирме” проистекала из их автобиографических деталей. Известно было, что Оруэлл писал на основании непосредственных наблюдений той среды, которую он крайне невзлюбил. Но это не была автобиография под видом художественного произведения, и книга не должна читаться как таковая. И хотя повсеместно заметна кисть Оруэлла, “я” присутствует довольно редко, и не только потому, что повествование ведется от третьего лица. На самом деле значительная часть его личного бирманского опыта не описана»257.
Последний город, в котором Блэр служил - Ката, - был использован в качестве модели для вымышленного города Кьяктада, где в основном развивается действие. В книге читатель встречает две перемежающиеся сюжетные линии -«бирманскую» и «колониально-британскую». Главным представителем первой линии является старший судья У По Кин. Будучи ребенком, он увидел победный марш британцев по захваченной Бирме и признал их силу и власть. Став судьей, он прилагает все силы, хитрость, постепенно накопляемый опыт с одной вожделенной целью - сохранить свое положение, расширить свои полномочия, укрепить личное господство над соплеменниками:
«Путь был блистательно успешным. Самое раннее воспоминание хранило чувства голопузого малыша 1880-х, видевшего победный марш британцев в Мандалае. Помнился ужас от колонн красных мундиров краснолицых гигантов, пожирателей коров, помнились длинные винтовки за их спинами и мерный грохот их башмаков. Заставивший удрать подальше детский страх вмиг почуял безнадежность состязания между своим народом и племенем жутких великанов. Уже ребенком У По Кин поставил целью примкнуть, пристроиться к могучим чужакам»258.
Дальше был представлен путь этого человека - полунищего побирушки, который унижениями, доносительством, а затем взятками и лестью достиг своего высокого поста. Оказавшись «старшим судьей», он брал взятки у обеих спорящих сторон и судил «строго по закону», что оказалось весьма удобной позицией (даже во взяточничестве его нелегко было обвинить). Существенной частью его дохода был процент от стоимости награбленного во всем округе. О том, каким судьей был Кин, знало все местное население, но не знало «тупо уверенное в подчиненных британское начальство».