Особый колорит книге придает то, что Оруэлл назвал «фольклорным гостеприимством»: живые, дышащие мельчайшими этнографическими подробностями особенности быта, нравов, пищи, украшений, религиозных ритуалов и даже охоты на леопарда и сцен землетрясения. Видно, что при всем неприятии колониальных порядков и собственного в них участия, при весьма пессимистическом отношении к возможности в обозримом будущем добиться окультуривания бирманцев с точки зрения европейской цивилизации, Эрик Блэр полюбил эту страну и с оттенком известной ностальгии вспоминал свои «дни в Бирме».
Роман «Дни в Бирме» был историей без подлинных героев, книгой о посредственностях, о предательстве и лицемерии, о расовой и социальной ненависти и вытекавших из них репрессиях. Интерес к этническим особенностям народов Оруэлл сохранит на всю жизнь, причем главное свое внимание он обратит на этнографию англичан, возвращаясь к этому и попутно, и в специальных работах. Тем не менее первое серьезное художественное произведение Оруэлла следует рассматривать не как материал автобиографический, а в качестве сравнительно объективного отчета о том, с какими думами и чувствами по поводу своей бирманской службы автор возвратился на родину.
3. Английское издание «Дней в Бирме»
В июне 1935 года последовало британское издание Голланца, который воспользовался прецедентом - изданием книги в США. Роман был положительно встречен критикой, хотя, надо сказать, отзывы были более сдержанными, чем в отношении публицистической книги. И не удивительно. Публицистические очерки о жизни низов в европейских столицах были темой новой, весьма острой и злободневной. «Дни в Бирме» же были восприняты как «еще один роман» в ряду многочисленных прозаических томов, которые, как из рога изобилия, появлялись на свет в 1930-е годы (критики жаловались, что не могут угнаться за скоростью, с которыми книги появляются на свет).
То, что действие развивалось на отдаленной колониальной периферии, положения не меняло. Впрочем, в рецензиях встречались эпитеты вроде «великолепный» и «восхитительный». Однажды, открыв журнал «Нью стейтсмен» за июль 1935 года, Оруэлл обнаружил там весьма к нему благосклонную рецензию на «Дни в Бирме». Автор восторгался романом, его художественными достоинствами, его общественным звучанием и завершал текст ироническими словами о том, что экземпляр романа непременно дойдет до тех самых британских бизнесменов и чиновников из «клуба в Кьяктаде», незабываемые образы которых запечатлел автор261. Рецензия принадлежала старому знакомому по приготовительной школе Сирилу Коннолли262, что Оруэлл отметил с удивлением и удовольствием.
Как оказалось, Коннолли, ставший довольно известным автором и литературным критиком, узнал, что Джордж Оруэлл - его старый школьный товарищ Эрик Блэр, и попросил редакцию «Нью стейтсмен» дать ему на рецензию его произведение. Через несколько дней после появления рецензии Сирил получил от Блэра письмо с благодарностью и приглашение посетить его в лондонском районе Хэмпстед, где Оруэлл жил в это время. Они не виделись четырнадцать лет, и Коннолли был потрясен тем, как изменился его приятель. Особенно впечатлили его вертикальные морщины, которые проходили по его лицу от глаз до подбородка, подобно шрамам263.
Оруэллу было всего 32 года, но выглядел он намного старше. Нелегкие условия жизни в Бирме, скитания по трущобам в Париже и Лондоне, напряженная литературная работа, да и частые болезни наложили свой отпечаток на внешний вид, но не оказали сколько-нибудь заметного влияния на характер. Блэр стал опытнее, более восприимчив к впечатлениям, которые откладывались в его сознании как материал для будущих образов. Он в то же время не приобрел «мудрости» в житейском смысле слова, в полной мере сохранил верность собственным убеждениям и взглядам.
Они менялись только в зависимости от нового жизненного и творческого опыта и изменений мировой и внутренней ситуации. С внешним давлением, с рыночными нравами, с издательскими требованиями Оруэлл в какой-то степени вынужден был считаться, но только пока они не затрагивали его внутренних убеждений и моральных принципов, того, что он называл порядочностью и честностью.
С Коннолли восстановились дружеские отношения, что для Оруэлла было немаловажно и с профессиональной точки зрения, поскольку Сирил поддерживал контакты с лондонской интеллектуальной элитой, в которую теперь постепенно вливался новый писатель Оруэлл. Коннолли познакомил Оруэлла с целым рядом писателей, издателей, редакторов журналов и критиков. А когда в 1940 году Сирил создал свой журнал «Горизонт: Обозрение литературы и искусства» (Horizon: A Review of Literature and Art) Оруэлл стал регулярно в нем сотрудничать264.