Джотто и ораторы. Cуждения итальянских гуманистов о живописи и открытие композиции

Ex sculptoribus paucos in tanta multitudine claros habemus, quamquam aliqui hodie sunt, quos aliquando nobiles fore existimamus. Sed de Rentio Florentino prius verba faciam. Hic in aere admirabilis censetur. Testamentum novum prius, deinde vetus, tam diffusa, tam varia Florentiae in valvis templi Iohannis Baptistae inenarrabilis operis ex aere finxit. Eius item sunt Florentiae in aede Reparatae divi Zenobii sepulchrum ex aere, in ortis Michaelis[312] Archangeli Iohannes Baptista ac Stephanus Prothomartyr, opus utique magni ingenii artificiique.

VICTOR

Nec inferior putatur Victor eius filius, cuius manus atque ars in iisdem valvis Iohannis[313] Baptistae elaborandis cognita est. Ita enim inter se utriusque opera conveniunt, ut unius et eiusdem manu facta esse videantur.

DONATELLUS FLORENTINUS

Donatellus et ipse Florentinus ingenii quoque et artis praestantia excellet, non aere tantum, sed etiam marmore notissimus, ut vivos vultus ducere et ad[314] antiquorum gloriam proxime accedere videatur. Eius est Paduae divus Antonius[315] atque alia Sanctorum quorundam in eadem tabula praeclara simulacra. Eiusdem est in eadem urbe Gattamelata egregius copiarum dux ex aere, equo insidens, mirifici operis.

De viris illustribus, «De Pictoribus», «De Sculptoribus» (с. 103–109)

О живописцах

Перейдем теперь к живописцам, хотя, возможно, уместнее было бы расположить их после поэтов. Как тебе известно[316], между художниками и поэтами есть тесная связь, ибо живопись есть не что иное, как молчащая поэзия. В нахождении предмета и расположении частей произведения оба должны заботиться почти обо одном и том же, и не было ни одного выдающегося художника, который бы не преуспел в изображении свойств самих предметов. Одно дело – написать гордеца, иное – жадного, совсем другое – честолюбца или мота, да и вообще кого угодно. И над выражением этих-то свойств и художнику, и поэту надо работать, и именно в этом, естественно, более всего познаются талант и способности обоих. В самом деле, если поэт или художник, желая изобразить скупца, сравнит его со львом или орлом, а щедрого – с волком или коршуном, то неудивительно, что его сочтут безумцем. Ведь нужно, чтобы природа уподобляемого была одинаковой с образцом. И в таком случае, конечно, картина заслуженно будет в величайшей чести. Это искусство поистине требует большого таланта и мастерства, и неслучайно оно, помимо прочих трудностей, требует бóльших знаний: необходимо уметь изобразить не только рот, лицо и все телесные черты, но даже больше внутренние чувства и движения души так, чтобы казалось, что изображение живет, чувствует и некоторым образом двигается и жестикулирует. В таком случае оно будет во всем подобно прекрасному и[317] изящному стихотворению, только медлительному и недвижному. Верно и то, что, как говорит Гораций, стихотворениям недостаточно быть красивыми, они должны также быть чарующими, чтобы трогать человеческие души и чувства так, как хотят. Так же и живописи надлежит красоваться не только пестрыми цветами, но гораздо больше, так сказать, живостью образов. То же самое можно сказать и о скульптуре, литье, архитектуре и обо всех искусствах, ведущих начало от живописи: без ее знания никто не может считаться мастером в этих видах искусства. Впрочем, оставив долгие рассуждения, перейдем к описанию немногих живописцев и скульпторов, прославившихся[318] в наш век, из бесконечного количества их произведений касаясь лишь тех, о которых до меня дошли ясные сведения.

ДЖЕНТИЛЕ ДА ФАБРИАНО