Фацио:
И, поистине, всегда заслуженно живопись была в большом почете. Ведь это искусство огромного дарования и мастерства. И не случайно среди других исполненных труда [искусств, ремесел] живопись требует глубокого знания, стремится, чтобы, при возможности, не только изображался внешний вид – лицо, контуры всего тела, но гораздо более внутренние чувства и движения…
Филострат:
Прекрасно и важно дело художника; кто хочет стать действительно крупным художником в своем искусстве, должен уметь хорошо наблюдать природные свойства людей, быть способным подметить черты их характера даже тогда, когда они молчат, заметить какое выражение выступает на лице, как смена душевных чувств отражается в глазах, что выражается тем или другим очертанием бровей, – одним словом все, что должно относиться к духовной жизни людей[197]
.Присутствие Филострата в этой ситуации важно не только в качестве источника; оно предлагает возможную причину той резкости, с которой Фацио переключается на разговор о недостаточности красоты: «Иначе она будет подобна красивой и изящной поэме, но бессильной и неподвижной»; поскольку в Prooemium фрагмент, который он только что использовал, сопровождается схожим по своей сути заявлением самого Филострата:
Мне кажется, что древние ученые много уже писали о симметрии в живописи, установив своего рода законы пропорциональности отдельных частей тела; ведь невозможно, чтобы кто-либо мог хорошо выразить душевное движение, если оно не будет гармонировать с внешними проявлениями, установленными самою природой. Ведь неестественное и лишенное соразмерности тело не может передать нам такого движения, так как природа творит все в строгом порядке. Кто вдумается глубже во все это, тот найдет, что это искусство имеет в известном смысле родство с искусством поэзии, что общей для обеих является способность невидимое делать видимым[198]
.Переход Фацио, если и подразумевает Prooemium, тусклее и вскоре отходит от Филострата. Он обращается к рекомендации Горация, согласно которой поэзия должна волновать сердце слушателя, и подготавливает почву для своего самого изящного хода, слова
Окончательно утверждая своей аргумент таким образом, Фацио заканчивает вступление; он высказывается о превосходстве живописи над прочими пластическими искусствами и затем переходит к рассмотрению четырех художников.