Джозеф Антон

Затем — встреча в Скотленд-Ярде, где полиция отнеслась к его гневу с пониманием. Ричард Боунз из Особого отдела, который был на совещании в «Шпионском центре» (он молча сидел там на заднем плане), сказал: «С вами обошлись ужасающе. Ваш анализ — в самую точку. Я буду свидетельствовать в вашу пользу, если вам когда-нибудь понадобится». Полицейские решили, что, пока ситуация не прояснится, будут охранять его в прежнем режиме. Постепенно он успокаивался, и ему пришло в голову, что после первоначального шока, вызванного сделкой, ситуация в Иране может стать более спокойной. Высшее духовенство пока еще не осудило соглашение. Может быть, надо просто-напросто подождать и к Рождеству он будет свободен.

Утром позвонил Робин Кук и постарался убедить его, что правительство делает все для решения проблемы. «Я разочарован анализом, с которым вас ознакомили службы безопасности, — сказал Кук. — Я запросил информацию от SIS к концу недели». Кук согласился с ним, что положительный результат может и должен быть достигнут к Рождеству — то есть за три месяца.

Пройдет более трех лет, прежде чем мистер Утро и мистер День почувствуют, что достигнут положительный результат.

Реакция в Иране на декларацию Кука — Харрази становилась все более жесткой. Половина иранского меджлиса подписала петицию с призывом привести фетву в исполнение. Загадочная новая группа «студентов-радикалов» посулила за его убийство дополнительное вознаграждение в 190 тысяч фунтов (это оказалось ошибкой; правильная цифра — 19 тысяч). Со своей стороны, боньяд (фонд), возглавляемый Санеи с «Баунти», повысил вознаграждение еще примерно на 300 тысяч долларов. Иранский поверенный в делах Ансари, которого вызвали в Форин-офис, чтобы выразить ему протест Великобритании, взвалил вину на освещение событий в британской прессе, на заявления британских министров и самого Рушди: все это «породило колоссальное давление на министерство иностранных дел в Тегеране, оно не ожидало, что новость окажется такой громкой». Однако Ансари подтвердил приверженность Ирана нью-йоркскому соглашению. Что бы это ни означало.

Кларисса была обеспокоена. К ее дому подошли двое «мужчин мусульманского вида» и стали выкликать Зафара по имени, но он, конечно, был в Эксетере. Возможно, подумала она, это из-за того, что теперь он внесен в список избирателей.

Позвонил Алан Эванс, сотрудник «Бритиш эйруэйз», которому поручили иметь с ним дело и который был во многом «на его стороне». Эванс сказал, что «БЭ», по его мнению, «движется к изменению позиции», и, когда будут устранены несколько «сравнительно мелких» проблем, компания сможет принять положительное решение. «Через несколько недель». Он не ошибся. Через несколько недель, после девяти с половиной лет запрета на полеты самолетами национальной авиакомпании, его пригласили обратно.

Состоялась премьера спектакля по «Гаруну и Морю Историй» — это была великолепная постановка, где атмосфера волшебства создавалась с помощью минимума средств. Море изображали реющие полосы шелковой ткани, все актеры по ходу спектакля делали небольшие фокусы, а в кульминационный момент, когда Гарун обнаружил источник всех историй, на лицах зрителей заиграл свет, показывая, что драгоценный источник этот — они сами. И снова, как и во время встречи с читателями в Хэмпстеде, из-за которой так разволновался коммандер Хаули, не было ни демонстраций, ни проблем с безопасностью. Был просто хороший вечер в театре.

Он послал экземпляр рукописи «Земли под ее ногами» Боно, чтобы узнать его мнение и исправить с его помощью ляпы, касающиеся мира рок-музыки. Но произошло совершенно неожиданное. Боно позвонил и сказал, что взял из романа кое-какие стихотворные тексты и написал к ним «пару мелодий». «Одна из них очень красивая, — добавил Боно. — Из заглавного трека к роману. Одна из самых красивых вещей, какие мы сделали». Он ухмыльнулся. Он не знал, сказал он, что у романов бывают заглавные треки, но — да, он понял, какую песню имеет в виду Боно. All my life I worshipped her, / Her golden voice, her beauty’s beat[249]. Боно звал его в Дублин послушать эту песню. Он написал роман о проницаемой границе между миром вымысла и реальным миром, и вот теперь одна из его вымышленных песен пересекла эту границу и стала реальной песней. Несколько недель спустя он действительно полетел в Ирландию, и у Пола Макгиннеса[250] в Аннамо, графство Уиклоу, Боно отвел его в свою машину и поставил пробный диск. Звуковая система в машине Боно была не такая, как у других. Это была всем системам система. Он послушал песню трижды. Она понравилась ему с первого же раза. Мелодия была совершенно не похожа на ту, что звучала у него в голове до того, это была крепко западающая в память баллада — то, в чем сильна группа U2. Он сказал, что ему нравится, но Боно повторил песню еще и еще раз, чтобы убедиться, что он не врет, и, когда наконец убедился, сказал: «Пошли в дом, дадим послушать всем остальным».