Джульетта стреляет первой

Вдруг представила: Максимус распластал ее на столе, компьютер звонко летит на пол… Татьяна, уймись!

Но кабинет нужно обязательно обживать – чтоб не напоминал декорацию к фильму для взрослых. Таня, правда, никогда не была сильна в создании уюта. Пока зарабатывала немного, неизбежные картиночки на стенах и подушечки на диванах организовывала для нее мама. В новой квартире наняла дизайнера. Но сейчас придется обустраиваться самой. Таня вспомнила, что выкинула из чемодана целых две пары туфель, чтобы уместить Бове с Аренсом, Котлера, Огилви[12] – и почувствовала себя истинным профессионалом. Будет что поставить за стеклянную дверь шкафа. Карьерист обязательно добавил бы: дипломы в рамочках и фотографию, допустим, в обнимку с Лисовским[13], но Садовникова давно сдала все свои регалии-сертификаты на хранение ответственной маме, и забрать их на остров ей даже в голову не пришло.

«Ничего, – весело подумала. – Зато будет повод подкатить к местным. Чтобы помогли декорировать».

Плюхнулась в кресло, раскрыла список жителей, что вручил ей Максимус.

Если не брать детей, четыре тысячи двести восемьдесят человек. Фамилия, год рождения, адрес, семейное положение… ага, а вот и графа «профессия».

Самое популярное – инвестиционный консультант. Масса независимых брокеров. Врачи. Экономисты. Менеджеры. Адвокаты. Руководители компаний. Настоящую селекцию провели: ни единой медсестры или хотя бы учителя на острове не оказалось.

Зато художники имелись. Целых двое. Некие Семенчук (про него Таня что-то слышала) и Староверова. Согласится ли кто-то из них украсить своей работой ее кабинет? Или оба в отставке, пейзажи не пишут, только ими любуются?

Напрягла мозг, вспомнила. Семенчук, кажется, тот самый дряхлый старец, кого красавец Пит (ее знакомец по перелету) пытался записать в свои дедушки. А если и Староверова его ровесница?

«В крайнем случае сама абстракцию нарисую. И буду выдавать за Робера Делоне»[14], – весело подумала девушка.

Действие двух утренних чашек кофе иссякло. Разом захотелось есть, спать и домой. Далеко за окном бушевал океан. Дом напротив (салон красоты) смотрел слепыми, укрытыми жалюзи окнами. На улице ни души. В коридоре тишина.

«Фильм «Сияние», пустой высокогорный отель. Сейчас появятся призраки».

Стало настолько одиноко, что даже не позаботилась компьютер включить. Вышла из кабинета, процокала каблучками по коридору. Все двери закрыты. Пауков Денис Юрьевич, главный архитектор. Постучала, толкнула – заперто. Комитет по культуре – пуст. Ого, даже мировой судья! Может быть, он на месте? Тоже нет.

«Глупо надеяться, что тут есть столовая».

Таня решительно вышла в солнечный день. В сравнении с утром заметно потеплело, но ветер завывал с такой силой, что, кабы не улыбчивый швейцар, девушку бы дверью прибило.

В полумрак и алкоголь вчерашнего кафе идти не хотелось, и Садовникова даже подумывала купить в магазине колбаски, хлебушка да и схомячить сэндвич в городском парке. Но тут вдруг увидела крошечный домик с гордой вывеской: «ЛУЧШАЯ ПЕКАРНЯ». Из-за стеклянного окна ей улыбалась девушка-тайка, два из трех столиков заняты. Практически светское место!

Татьяна решительно вошла внутрь.

– Добрьий дьень! – старательно поприветствовала ее продавщица.

Посетители (общим числом шесть человек) дружно уставились в ее сторону.

– Hallo. Здравствуйте. – Таня поздоровалась сразу со всеми и чуть не впервые в жизни слегка растерялась.

За одним из столов сидела уже знакомая ей компания – четыре дамы-чилийки в положении. Три ей помахали.

Второй столик, безусловно, представлял Россию. Две женщины (типичного возраста «вечно тридцать») уставились внимательно, безулыбчиво.

– Йесть тьеплий круассан авек шоколад, – русский язык бедной продавщице явно давался с трудом.

«Вспомним французский!»

Татьяна дала мозгу пинок и перешла на язык Бомарше:

– Пожалуйста, мне двойной эспрессо, круассан и вот это замечательное пирожное с клубникой.

От русского столика прошипели:

– Выделывается, блин. На лабутенах-нах. В восхитительных штанах.

«Продвинутые вы! Шнура слушаете!»

Таня сроду не носила пресловутых «лабутенов», да и штаны у нее – льняные скромняги. Остро на язычок местное общество!

Тайская девушка моляще прижала руки к груди:

– Прьестите. Мьи обьязан говорьим только по-русски.

Но ждать перевода не стала. Что-то крикнула в недра кафе, сама немедленно кинулась варить эспрессо, Таню попросила:

– Ви садиться, ми все подать.

Садовникова проследовала к свободному столику. Беременные чилийки (или кто они там) продолжали разглядывать ее с любопытством. Наши тетушки тоже не отворачивались. Но смотрели напряженно, даже, показалось, со страхом.

«Может, меня здесь принимают за Ревизорро?» – хихикнула про себя Татьяна.

Уселась. Ответно улыбнулась чилийкам-толстушкам. Три из них радостно просияли в ответ. Четвертая растянула губы в резиновой гримасе. Садовникова обратила внимание на ее горестно застывшее лицо, безнадежно тоскливые темные глаза.