Джульетта стреляет первой

Вот удивительно. Обычно все беременные одинаково глупо счастливы. А эту, что ли, муж бросил?

Впрочем, что ей за дело до чилиек? А вот с нашими, хочешь не хочешь, нужно налаживать отношения.

Используем прием любимого отчима.

Таня изобразила самую кроткую из улыбок:

– Девушки, простите. Можно один вопрос? Здесь где-то колготки можно купить?

Дамы переглянулись, и градус неприязни (облегченно поняла Таня) мгновенно начал ослабевать. Валерочка давно ее научил: любая женщина, если не полная старуха, в обращении должна обязательно называться «девушкой». А еще нужно спросить что-нибудь совсем глупое. Дать людям почувствовать свое над тобой превосходство.

Одна из дам, впрочем, весьма язвительно, поинтересовалась:

– Что, ни одной пары с собой не взяла?

– Так на курорт ехала! – подхватила вторая.

Таня беспомощно развела руками:

– Я, конечно, смотрела прогноз погоды, но все равно думала – тут теплее. Все-таки остров, почти тропический.

– Когда пассат дует, всегда холодрыга, – со знанием дела объяснила первая.

А ее спутница вдруг расщедрилась на улыбку:

– Садись к нам.

На столе у дамочек – бутылочка чилийского вина, предусмотрительная тайка из обслуги немедленно бежит с чистым бокалом. Дилемма, однако. Или снова выделываться, или пить на работе. Ладно, вряд ли Максимус станет ее обнюхивать, а дам лучше не обижать.

На голодный желудок даже жалкий глоток вина ударил в голову, горло обожгло огнем, Таня закашлялась.

Дамы переглянулись, захихикали. Первая доверительно сообщила:

– Мы туда рома добавили, для эффекта.

Вторая протянула жесткую, с очень короткими ногтями, ладонь:

– Давай знакомиться. Мила.

Чрезмерно короткая стрижка, волевой рот, минимум косметики, косуха с бахромой. Колоритная особа.

– Таня.

Рукопожатие вышло крепким, мужским.

– Девчонки, вы прямо как братки, – насмешливо улыбнулась первая. – Что за манера, когда женщины друг другу руки жмут! Вы еще носами потритесь, как аборигены. – И манерно добавила: – Давайте я просто имя назову. Меня зовут Анжела Староверова.

– Да вы что! – Ром с вином раскрепостил Садовникову небывало. – А я вас как раз искать собиралась!

– Зачем? – снова насторожилась женщина.

– Хочу пару ваших работ купить. В своем кабинете повесить.

– Вы видели мои картины? – Анжела взглянула недоуменно.

– Да. Кое-что. В Интернете, – вдохновенно соврала Садовникова. – Мне кажется, у вас большой талант.

Мила хмыкнула:

– Поздравляю, Анжелка. У тебя появился первый почитатель.

«Вот сейчас как сяду в лужу! Если в Сети картин нет или про ее манеру живописи речь зайдет!»

Но Староверова от удовольствия аж зарделась:

– Вам правда понравилось?

– В ваших работах есть жизнь. И драйв, – продолжала импровизировать Татьяна.

Но встретила ревнивый взгляд Милы и оборвала поток комплиментов:

– А вы чем занимаетесь?

– Ничем, – хмыкнула та. – Прожигаю жизнь. И мужнины деньги.

Анжела взглянула укоризненно:

– Мила! Не принижай себя. Ты лучший в мире переводчик!

– Кому это здесь нужно? – надменно молвила коротко стриженная.

И выкрикнула громко, на все кафе, непонятную фразу.

Тайка, стоявшая за прилавком, сразу скукожилась, молнией метнулась в подсобку.

– Что вы ей сказали? – заинтересовалась Татьяна.

– Чтоб шевелила поживей своей тощей задницей, – хмыкнула Мила. И заговорщицки подмигнула Садовниковой: – Смотри только, не сдавай меня.

– В смысле?

– Один из наших бредовых законов, – поморщилась переводчица, – говорить только на официальном языке. Русский – в Тихом океане. Очень аутентично!

– А по мне – хороший закон, – надула губки Анжела. – Я за границей всегда смущалась. Вроде и знаешь чуть-чуть английский, но все равно тебя не понимают. Особенно эти обезьянки в кафе, – кивнула в сторону стойки. – Зато у нас – красота, даже дворники – и те по-нашему говорят.

– Но зачем тебе общаться с дворниками? – Мила разом махнула полбокала вина.

– Да я и с кошкой своей говорю, и с птичками во дворе, – простодушно призналась Анжела. – Скучно. Мой-то только ночевать приходит.

– А кто у вас муж? – заинтересовалась Татьяна.

– Разве по ней не видно? – хихикнула Мила.

– Слушай, прекрати, а! – Анжелу бросило в краску.

Переводчица удивилась:

– Чего ты злишься? Я тебе комплимент говорю. Выглядишь потрясающе.

Садовниковой показалось, что обеим дамам лет по сорок пять. Кожа неплохая, но морщинки у носогубок явно подкачаны гелем, лбы – обколоты ботоксом, глаза подвыцвели. И лица одутловатые – хотя тут, наверное, дело не в возрасте, а в роме с вином.

Но Мила продолжала нахваливать:

– Анжела у нас первая красавица. И самая героическая дама на всем острове. Слышали про профессора Кикина? Она его жена. Доктор все свои методы первым делом на ней проверяет.

Странно.

Татьяна прекрасно помнила, что в списках жителей профессор Кикин значился холостым. И проживал один. Как, впрочем, и Староверова.

Но тут Садовниковой наконец принесли круассан с пирожным, и она жадно накинулась на еду.

– Везет кому-то! Может мучное есть, – завистливо вздохнула пухленькая Анжела.

– А ты Кикина своего попроси, – подмигнула Мила. – Пусть он тебе и фигуру омолодит!