Джульетта стреляет первой

Марк вел Татьяну под руку, отвечал на приветствия и просто лучился от важности. Садовникова чувствовала, как ее ощупывают сотни любопытных глаз, и чуть не ежилась от неловкости. В Москве привыкла: только любопытный джигит обожжет горящим взором, а остальные текут равнодушно. Но здесь решительно все, обоих полов, поглядывали на нее. И чего только не читалось во взглядах! Доброжелательный интерес – и надменное равнодушие. Зависть – и любопытство. Одна эффектная девушка взглянула с вызовом и насмешкой. Когда встретились глазами – презрительно фыркнула и отвернулась.

Таня шепнула Марку:

– Чего это она?

– Кто?

– Ну, вон. В розовом платье. Блондинка.

– Злится, – вздохнул Марк. Понизил голос: – Метила на твое место. Но Максимус решил из Москвы свежую кровь призвать.

– А она здесь живет или работает?

– Работает.

– Кем? – еще больше заинтересовалась Таня.

– Обозреватель в нашем издании местном. Плюс мониторит все, что в Сети о Матуа появляется. Ну и пиаром ведает.

– А еще ты ей нравишься, – будто черт в ухо шепнул, брякнула Таня.

И, похоже, попала в точку.

Марк покраснел. Пробормотал – слишком поспешно:

– Нет, что ты! Мы просто работаем вместе.

– Как ее звать?

– Юлиана.

– А фамилия?

– Татьяна Валерьевна, – Марк взглянул безулыбчиво, – вы мне сейчас следователя напоминаете.

– Просто я знаю всех самых лучших пиарщиков, – отрезала Таня. – Но никогда не слышала про Юлиану.

– Она не работала в России.

– Ну и что? Я общаюсь с коллегами по всему миру.

– Юлиана не афиширует фамилию. Подписывает статьи одним своим именем, – усмехнулся Марк. И уверенно перешел на другую тему: – Давай я тебя кое с кем познакомлю. А то истомились люди.

В следующие минут двадцать Танино лицо беспрерывно плавилось улыбкой, а мозг в отчаянном порыве пытался запоминать имена, лица и должности. Григорий Ильич, «когда-то директор», целовал ей руку под ревнивым взглядом траченной временем жены. «Профессиональный бездельник просто Андрей» с сединой на висках игриво щипал за щечку. Только главный архитектор острова господин Архирейский поздоровался равнодушно – однако при нем имелось создание с абсолютно сногсшибательной грудью и в столь короткой юбке, что Таня его простила.

От всех, кто ручкался или просто проходил мимо, пахло дорого: чистыми телами, хорошей туалетной водой, эксклюзивным шампунем или духами. Но в разнотравье запахов отчетливо ощущалась общая нотка: перегарчик. У кого застарелый, у кого совсем свеженький.

Когда поток приветствий слегка иссяк, Таня шепнула Марку:

– Я вела подсчет. Ни одного трезвого.

– Ну и что?

– В Москве обычно употреблять в театре начинают. И то большинство – не перед спектаклем, а в антракте.

– Хочешь знать мое мнение? – пожал плечами Марк. – По-моему, проблема сильно преувеличена. Ну да. Я тоже выпиваю свой бокал вина за обедом и два за ужином. Каждый день. Без выходных. И что? Я похож на дегенерата?

– Ты молод. И ты не добавляешь в вино ром, – вздохнула Татьяна.

– А, ты уже знаешь про нашу островную забаву? – развеселился он.

Но тут загремел звонок.

– У нас он только один, давай быстрей, – заторопил молодой человек.

Они прошли в удобный, с высоким углом наклона зал. Таня почему-то думала, что Марк поведет ее в ложу, но они отправились в партер. Седьмой ряд, середина. Не придерешься. Но в ложах – отметила Садовникова – бриллианты блистали куда ярче. И еще одно удобство: везде имелись столики, на них бутылки, бокалы.

– Прямо во время спектакля можно пьянствовать? – удивилась Татьяна.

– Почему нет? В Карловых Варах тоже разрешают, – хмыкнул Марк. – Не знаешь?

– В театр я там не ходила.

– По-моему, очень разумно. Если спектакль хороший – под шампанское еще лучше пойдет. Если плохой – хотя бы время не зря потратишь, – со знанием дела проговорил Марк.

«Нет, дорогой. Ты тоже отравлен», – подумала Татьяна.

Но самое удивительное, что ей тоже вдруг мучительно захотелось ледяного, с холодными пузырьками шампанского. Может, правда – остров провоцирует?

«Нет, Таня, чушь!»

Свет в зале погас. Зазвучал бессмертный Прокофьев. Музыка в записи, но к вопросу акустики архитектор Архирейский, безусловно, подошел ответственно. И аппаратура, судя по роскошной палитре звука, установлена дорогостоящая.

Расшитый бархатом занавес торжественно явил сцену. Садовникова улыбнулась. Джульетта, Ромео, Меркуцио и прочая молодежь смотрелись, спору нет, гармонично. Но старшее поколение Монтекки и Капулетти в исполнении детей выглядело забавно.

В зале тоже кое-где раздались смешки. Но быстро утихли. Потому что действие – словно в компьютерной игре – начало раскручиваться мгновенно. Ничего от классических балетных проходов и представлений – сцена искрила, кишела, извивалась, сочилась энергией. К шекспировской канве добавили множество отводных линий: две ревнивые подруги Джульетты, воздыхатели у синьоры Капулетти, и даже при священнике оказалась прекрасная влюбленная прихожанка.

Дети яростно танцевали, прыгали, строили акробатические пирамиды, изредка обнимались. Прокофьев гремел, зрители аплодировали. К концу первого действия Таня решила, что ей, пожалуй, нравится.