Тем же вечером Татьяна наведалась в бар. Хотелось послушать, как публика оценила «Ромео и Джульетту». Что люди думают про статью. Задавался ли хотя бы кто-то вопросом, почему на острове столь популярна тема педо – то есть, пардон, эфебофилии.
Явилась в семь и поняла, что нужно было приходить к обеду, когда народ только начинал расслабляться. А в нынешнем дыме коромыслом искать истину бесполезно. Двое мужчин у стойки бара затеяли пьяный армрестлинг (зрители подвывают, подначивают, швыряют купюры-ставки). Любительница абсента (мать погибшего подростка) уронила голову на стол. Группа дам распевает «Подмосковные вечера».
От столика, где сидела вместе с грузным, неприветливым господином, ей помахала коротко стриженная Мила:
– Танька! Иди сюда, водки выпьем!
Ну и вертеп! Хоть бы навязчивый (но всегда адекватный) Марк подвернулся. Или Анжела.
Но тщетно Садовникова шарила взглядом по разгоряченным лицам – ни его, ни ее.
Пришлось, чтобы не обижались, подсесть к Миле.
Она с пьяной ухмылкой представила своего спутника:
– Мой супруг. На минуточку, олигарх.
Тот холодно отозвался:
– Моя жена. Дура.
Мила не обиделась. Влюбленно чмокнула макушку с редеющими волосами. Объяснила:
– Он у меня всегда шутит, когда пьяненький.
«Я бы за такую шутку прибила».
– Вы статью в газете читали? – спешно перевела разговор на другую тему Татьяна.
– Ага. Юлиана в очередной раз всем доказала, что шалава. С тринадцати лет мужикам дает, фу! – поморщилась Мила.
«Не многое ты вынесла из текста».
Таня повернулась к супругу:
– А вы на чьей стороне?
Тот хохотнул:
– На девкиной.
– Почему?
– Кикин – он очень старый.
– И косный, – встряла Мила.
Ее супруг отмахнулся:
– Мне сама мысль нравится. Всю жизнь мечтал целочку попробовать – но разве после восемнадцати их найдешь?
– Что ты врешь? Ты у меня первым был! – возмутилась Мила.
– Ты ненастоящая. Специально дырку зашила, чтобы захомутать, – грубо расхохотался.
Протянул Татьяне стопку с водкой, сказал:
– На, выпей с нами. За любовь!
М-да. Не лучшее Садовникова выбрала место и время мониторить общественное мнение.
Девушка покорно опрокинула в себя водку и поспешила ретироваться.
Снова домик на горе. Снова одиночество.
Первыми вечерами Татьяна считала: ей повезло несказанно. Соленый воздух, океан у ног. Тепло – в сравнении с февральской Москвой. Никаких ограничений. Можно спокойно засидеться над интересной книгой до рассвета, а потом спать хоть до полудня. Посещаемость никто не проверяет.
Но уже через пару дней полезли минусы.
Неизвестно – в силу ли удаленности или такова была
Телевизор ловил четыре канала. Интернет, особенно в ветреные дни, ужасающе тормозил. Чтобы скачать электронную книгу, иногда приходилось ждать час. Общаться в социальных сетях получалось только в исключительно тихую, солнечную погоду.
Выйти вечером тоже некуда. В баре после шести – как доказал сегодняшний вечер – адекватной компании не найти. Только бесконечное бахвальство, агрессия или тихое угасание. Фитнес-клуба не было. Кинотеатра тоже. Выставками или спектаклями комитет по культуре радовал от силы раз в месяц.
«И они еще удивляются, что все кругом пьют! Чем тут еще заниматься?» – возмущалась Татьяна в электронных письмах Валерочке.
А тот старательно придумывал занятия лично ей. Усовершенствовать испанский. Перечитать всех нобелевских лауреатов. Освоить какую-нибудь архисложную позу из йоги.
Но иногда, черт возьми, хотелось просто поговорить. Но с кем? Из всех островитян ее общества искал только Марк – и своей навязчивостью раздражал все больше. А никто иной на ее гору не забирался и к себе не приглашал.