Джульетта стреляет первой

Но сама несчастная кричала: «Я Иуда. Я его продала».

Может, Кикину на опыты продала?!

Таню передернуло.

Снова кинулась к монитору, начала искать. Ничего похожего. Гадостей хватает. В Китае едят абортированные плоды. В России одно время гремело: беременные женщины приходят на УЗИ, им врут, что ребенок мертвый, и направляют в операционную. Но там речь шла – Садовникова по нескольким источникам проверила – о плодах от пятнадцати до двадцати пяти недель. Кровь, пуповину, стволовые клетки эмбрионов использовали в косметологии. Но полностью сформировавшиеся младенцы – живые ли, мертвые – никого, кроме совсем уж безумных каннибалов, не интересовали. Нигде и никогда.

Получается, несчастная женщина все-таки бредила?

Или Кикин придумал что-то абсолютно новаторское?!

«Если полезу в это – сама полечу с обрыва. Причем не по собственной воле».

Но Таня уже знала: она не успокоится.

И следующим утром – оно после ночных бдений наступило почти в полдень – первым делом позвонила Анжеле. Спросила весело:

– Ты когда ко мне рисовать придешь?

– Да хоть сегодня, – радостно отозвалась художница. – Я все жду, жду, когда ты меня позовешь.

* * *

Анжела шлепнула на синь моря белую кляксу. Сообщила Татьяне:

– Это будет парус одинокий.

– Чего? – Садовникова оторвалась от лэптопа.

Вообще-то она не выносила, когда отвлекают. Если кипел творческий процесс, запиралась в кабинете, отключала телефоны.

Но Анжела была ей нужна. Раз та в отношениях с Кикиным – обязательно хоть о чем-то, да проболтается. Пока, правда, все разговоры о гражданском муже художница пресекала, но Таня не сомневалась: она сумеет свою новую подругу разговорить. Со временем. Спешить им некуда.

Да и вообще на острове совсем другой стиль жизни.

В Москве за одиночество приходилось биться. А тут, в домике на вершине горы, и так тоска, один ветер завывает. Редкий гость, если доползет до вершины ее горы, будет пьян. Или навязчив – как Марк. Анжела со своим мольбертом оказалась куда более приемлемым вариантом. Сидит себе в уголке террасы, бурчит безобидно под нос: «Ну почему Айвазовский мог, а я нет?»

Всегда – коли Тане придет охота – готова поболтать. Щедро снабжает сплетнями. И к алкоголю – большая здесь редкость – почти равнодушна.

А еще ее можно использовать как миниатюрную фокус-группу. Таня тестировала на художнице новые идеи, тексты и получала весьма толковые комментарии.

Таня – в рамках своей рекламной кампании – даже уговорила пампушку вместе бегать по утрам. Анжела, совсем непривычная к спорту, задыхалась, еле плелась, ворчала и жаловалась. Садовникова несколько раз порывалась бросить неповоротливую художницу и умчаться вперед. Но удерживалась. А когда вместе одолели – за полчаса! – целых три километра, Анжела плюхнулась на лавочку и заявила:

– Ф-фух, я, оказывается, герой! Сейчас приз себе куплю.

– Какой? Булочку? – усмехнулась Садовникова.

– Обижаешь, – хмыкнула художница. – Кубок! У нас в магазине продается. На самой верхней полке стоит, весь пыльный. Отмою и поставлю на почетное место. А что? Мои первые три кэмэ! Я даже в школе столько не бегала.

И у Тани – сразу идея: большая Доска почета на центральной площади. На ней фотографии. Под ними – каждый день обновляются данные со спортивного трекера. Сегодня Анжела «трешкой» гордится, а скоро, может, будет пять километров легко пробегать.

Ни с кем согласовывать проект Татьяна не стала. Изготовление и установку пособия наглядной агитации взял на себя швейцар. Над слоганом Садовникова особо голову не ломала. Стащила у Пьера де Кубертена: «Быстрее, выше, сильнее!» Фотографий поначалу вывесили четыре. Сама Таня. Верный Марк. Ну и Анжела своего профессора уговорила. Бегать тот, правда, отказался, но заверил, что по собственной лаборатории нахаживает в день не меньше двадцати тысяч шагов. И предъявил скриншот педометра.

Остров нововведение встретил скептически. Кто-то из юных (или нетрезвых) аборигенов подрисовал на фотографии Марка усы. Но Таня карточку сразу сменила и велела швейцару немедленно покрыть портреты скользким антивандальным пластиком. А уже на следующий день в соревнование включилась юная Марьяна, пара активно молодящихся клиенток Кикина и еще с десяток островитян. И дальше потихоньку подтягивались. Мало, конечно, – от силы один из двадцати начал бегать. И по вечерам все оставалось по-прежнему: без коктейля – не ужин, без стопки рома – не сон. Бегуны исключением не стали. Иные прямо в спортивных костюмах заскакивали в бар и требовали ледяной «Мохито» – немедленно освежиться.

Что поделаешь, общественное сознание неповоротливо. Таня всячески поощряла активистов. А в благодарность Анжеле, первой подхватившей инициативу, с тех пор позволяла рисовать на своей террасе восходы, закаты и все, что она пожелает.

– Танюх! – Художница оторвалась от только что придуманного белого кораблика. – Смотри! Внизу движуха какая-то.